Книга Игра одиннадцати, страница 171 – Амалия Лик

– Ты чудовище, – произносит Ева.

– Нет, Ева. Чудовищами были вы.

– Да. Мы ошиблись, поступили плохо, предали всех и все. Но не все из нас заслужили то, через что ты заставилнас пройти.

– Ты так думаешь? – удивляется Глеб, и его широкие брови выгибаются в дуги. – Знаешь, что Алекс был утилизатором? И нет бы исполнить заказ и убить ее, взять этот грех на себя. Нет, он впервые проявил чертово сочувствие и вынудил ее сделать это самой. Сашу, самую чистую, самую честную, самую открытую девушку на поверхности. Она пошла на это ради нас. Ради меня. Чтобы не исчезнуть с поверхности. Чтобы мы не мучились, не искали ее. Чтобы мы могли развеять ее прах над руинами. Представляешь, что она чувствовала в последние дни жизни, зная, что должна убить себя? – Его голос гремит в этой маленькой комнате, как гром, предвещающий настоящий ураган. – Как ты считаешь, Саша это заслужила?

– Нет. Никто такого не заслуживает.

– Я хотел задушить его собственными руками в финале игры. Но вышла небольшая осечка. Вначале он наступил на капкан, а потом услышал в лесу разговор с Олегом по часам. Пришлось согнать его с пути к мечте, намазав ночью ядом. Но я не расстроился. Умирать в лесу в одиночестве – не самое плохое наказание. К слову, он, как и вы все, попал в игру не случайно. Ему предложили заказ и очень много денег.

– Убить меня?

– Убить восемь человек из одиннадцати. И он согласился. Даже не подозревая, что был в числе жертв. – Глеб опять самодовольно смеется. – Что теперь ты о нем думаешь?

– Теперь я о нем не думаю. Но разве я заслужила смерти?

– Ты? Ты? – Глеб больно дергает Еву за руку. Она пытается вырваться и отстраниться, но он хватает ее за левое плечо и притягивает к себе. Его лицо в нескольких сантиметрах от нее, и Ева видит, как ходят его желваки, как раздуваются ноздри, как глаза искрятся ненавистью. – Ты заслужила страданий. Именно ты была последней каплей. Мало, что ты предала ее, подвела к краю расщелины. Ты еще и отправила ей это сообщение и свои чертовы стихи. Они толкнули ее в бездну. В своем дневнике она сказала, что ты была права, она мыльный пузырь, который должен лопнуть. Ради других. Она должна была выпустить чужой выдох на свободу. Мой выдох. – Глеб произносит каждое слово пропитанным свинцом голосом.

– Прости. Я не знала, что делала. Я не хотела. Я писала это про себя! – стонет Ева.

– А теперь правильный ответ на вопрос, кто Безымянная Царица, – сквозь зубы цедит Глеб. – Это ты, Ева. Каждый из вас. Вы ослепли от своих желаний. Я далвам осколки зеркала и вопрос. Когда ты читала его, то смотрела на себя. На экране куба нужно было ввести всего одно слово «Я», и игра бы закончилась. Но нет. Ты даже не поняла этого. Каждый из вас разбил свое сердце и воткнул осколки в меня. А Аля умерла, и некому было меня спасти.

Ева смотрит в глаза Глеба и понимает, что другого шанса не будет. Она скользит рукой в карман, нащупывает нож, обхватывает его, аккуратно вытаскивает и одним движением выкидывает лезвие. Услышав звук, Глеб отвлекается и ослабляет хватку. Ева делает резкое движение вперед, вложив в него последние остатки сил. Нож входит в его тело по самую рукоятку, а по белому комбинезону начинает расплываться красное пятно. Глеб замирает и завороженно смотрит на свой бок. Ева вырывается из его рук и отчаянно толкает в грудь. Его ноги запинаются, он пятится и падает на пол у стены. Его глаза выпучены, он то смотрит на Еву, то на нож, торчащий из него. Ева мчится к лестнице, к выходу и спасению. Одна ступень, вторая, третья. Она спотыкается, но рвется к свободе. Почти добирается до люка, но Глеб хватает ее за щиколотку и тянет вниз. Она держится за дверь, сдирая руки о шершавые балки, и пытается отпихнуть парня. Его пальцы, словно шипы, впиваются в ногу, и он с новой силой тянет ее к себе. Она держится из последних сил, вцепившись в дверь обломками ногтей. Глеб тащит ее вниз, нога уже готова соскользнуть со ступени.