Книга Одинокий. Злой. Мой, страница 173 – Татьяна Новикова, Екатерина Вострова

– Глупый щенок! Что ты творишь?! – Взбешенный голос отца эхом отдавался в ушах.

Полог над поместьем вспыхнул тысячей мельчайших звезд и осыпался.

Мари уже бежала по парковой дорожке. Машина доктора стояла за воротами. Внутри никого не было видно, но, скорее всего, там кто-то прятался, и его ведьмочка одна не останется.

Едва Мари оказалась за воротами, как он отпустил магию, возвращая купол на место.

Поднял нож с пола. Рука не слушалась.

– Нет! Я не дам тебе это сделать! Спятил? Хочешь навсегда остаться калекой? Хочешь приговорить себя к вечному сочувствию?

Резким рывком он все же полоснул себя. Правда, промахнулся, удар пришелся на запястье. Кровь толчками потекла из тела.

Платон принялся кровью рисовать руны вокруг себя. Он видел этот ритуал лишь однажды. Когда ему было десять. Но тот так въелся в память, что он точно знал, что нужно делать.

– Ну что ты, сынок… – Серп от угроз и оскорблений перешел к увещеванию. – Мы ведь можем договориться. Помнишь, чему я тебя учил? Всегда есть выход. Из любой ситуации.

– И это – мой выход, – упрямо пробормотал Платон.

Он знал, что будет больно. Очень больно. Он помнил, как кричала подопытная отца, девушка-кельпи, когда Серп лишал ее второго облика.

– Ритуал заметят. Тебя бросят в Теневерс.

– Плевать. Тебя там не будет, а значит – отличное место.

Слабость от потери крови мешала ему сопротивляться давлению отца, но, кажется, с каждой пролитой каплей, с каждой начертанной руной вокруг, и тот становился слабее, хватка уже не душила. Лишь комната кружилась перед глазами.

– Так и останешься никчемным. Вечным неудачником! Сгниешь в стенах тюрьмы, и всем будет абсолютно плевать. И твоим братьям, и этой вшивой ведьмочке. Найдет себе другого олуха!

Платон начертил последнюю руну. Затем зажмурился и выпустил магию наружу, наполняя кровавый рисунок чарами и силой.

– А ты – передай привет Альбеску.

Его словно пронзили тысячи иголок разом. Легкие обожгло огнем, он попытался сделать вдох, но уже не смог.

Вихрь волшебства судорогой боли прошелся по его телу. Он кричал, но не слышалсвоего крика. Тело словно порвало на тысячу мельчайших кусков, а затем магия будто ржавой иглой наживую начала сшивать их друг с другом.

Разум бился в агонии, и это длилось и длилось.

Но посреди боли оставались образы, за которые он цеплялся из последних сил, чтобы сохранить себя, чтобы не обезуметь окончательно, не провалиться в забвение.

Мама, братья и Мари…

* * *

Платон очнулся от того, что кто-то хлопал его по щекам.

Он резко вскинулся, ошалело оглядываясь. Гостиная его поместья явно нуждалась в ремонте. Мебель раскидало по стенам. Окна выбило. Весь пол был покрыт крошевом из осколков и обломков. Лишь зеркало на стене, за которым была тайная комната, висело как влитое.

Над ним, посреди всего этого безобразия, нависала невысокая двенадцатилетняя на вид девчушка с далеко не детским взглядом.

Вокруг ходили двое мужчин в черных костюмах с противно попискивающими приборами в руках. Должно быть, измерители магического поля.

– Анна Рихард, – припомнил Платон имя одной из арбитров. – Здравствуйте.

Вот только по тому, как раздувались ее ноздри, как она уперла руки в бока, было понятно, что здоровья она ему отнюдь не желает.

– Как же вы, Адроны, меня заколебали! – выплюнула она в ответ и схватилась за телефон, набирая чей-то номер. – Алло, Райка, привет.