Книга Одинокий. Злой. Мой, страница 59 – Татьяна Новикова, Екатерина Вострова

Я не знала, как начать разговор. Платон не торопил, но было очевидно – он ждет. Давно вечерело. На город опустилась тьма. Платон проспал два полноценных дня, и все это время я провела в сомнениях: выдать всю правду или порционно? О чем сказать, а что оставить при себе? Можно ли довериться ему или лучше ограничиться общими сведениями?

Пусть еще вчерашним утром мне казалось правильным быть честной с этим орком, но к сегодняшнему вечеру запал энтузиазма пропал. Все-таки, когда ты долгое время никому не открываешься, нельзя так сразу взять и вывалить всю подноготную перед первым встречным.

Даже если вы с ним уже устраиваете «БДСМ-сеансы» в его особняке.

– Пройдемся? – спросил Платон после ужина. – Покажу тебе сад.

Мы оба понимали, что сад мне даром не сдался. Но сидеть вот так, лицом к лицу, в пустой столовой – гораздо хуже. Чувствуешь себя как на допросе.

А вот на улице распогодилось, внутренний двор освещали десятки фонарей. Обстановка была располагающая для общения. И я мысленно поблагодарила Платона за понимание. Мог бы и наплевать на мои чувства: обещала – так говори.

Хорошо, что он не такой.

Мы пошли по вымощенной камнем дорожке. Я накинула поверх куртки плед и сейчас ощущала себя каким-то монархом, который бродит по владениям, а за его спиной развевается мантия. Правда, «владения» составляли лишь поникшие кустарники, облетевшие деревья и увядшая живая изгородь. В это время года глупо ожидать чего-то другого.

– А кто ухаживает за садом? – спросила я, глянув на понурую яблоню.

Кажется, Платон говорил что-то про магию, но одно дело, когда с помощью бытовых чар стирается пыль в доме или моется посуда. Сад выглядел слишком опрятно. Кусты спрятаны под холщовыми тряпками, деревья фигурно подстрижены, листья сметены в аккуратные кучки.Заклинания на такой уют не способны. А я не думаю, что по утрам Платон берет в руки грабли.

– Мама несколько раз в сезон приезжает сама. Раньше – приезжала, – поправился Платон. – Остальное поддерживают садовые чары.

– Почему твои родители уехали из этого места?

– А ты сама бы хотела жить здесь? – Платон махнул рукой в сторону громадного мрачного дома.

Красивый, слов нет, чтобы описать. Но слишком уж неживой. Как покинутый всеми музей. Нет, я бы не хотела жить среди древних портретов, мраморных ваз и всего этого помпезного великолепия, которое навевает тоску. Ладно недельку походить «монархом», две… три…

Всю жизнь?

Увольте.

Разве что комнату с роялем я бы оставила, да и то – рояль можно поставить в любом другом месте, где хорошая акустика и устойчивый пол.

– Ну, ты же почему-то живешь, – ляпнула я не подумав.

– Я живу вынужденно, потому что в этом месте проще всего нарушать запреты, – хмыкнул Платон, особо не таясь. – Это фамильный особняк по отцовской линии. А все родичи отца были немного помешаны на темных ритуалах и величии. Будь моя воля, я бы предпочел что-то менее претенциозное.

– Тебе нужно провести здесь какое-то время, да? – Я вспомнила записку в контейнере.

– Всего год. По решению арбитров. Если я докажу, что за год не причиню вреда ни себе, ни окружающим, то меня выпустят.

М-да. Платон погорел на обоих пунктах. Вред себе он причиняет постоянно своими жуткими манипуляциями с электричеством. Что касается «окружающих» – считать ли ими тех головорезов, которых он прибил в первую встречу со мной?