Онлайн книга «Малахитовое сердце»
|
А Бестужев не мог подобрать нужные слова, чтобы вытянуть их из этого липкого страха и отвращения. Молча кивнув, он снова распахнул короб и потянулся к свертку. Завертелась в руках ткань, упал к ногам кожаный шнурок, а на кровать высыпалось содержимое, заставившее содрогнуться всем телом. Рвотный спазм сжал глотку, пнул желудок, и Саша брезгливо вытер потные пальцы. Реберные косточки были мелкими, тоненькими, он мог бы поверить, что они принадлежали коту или некрупной собаке. Если бы не детский череп, лежащий рядом. Стало тошно, он почувствовал себя запятнанным, весь мир казался грязным. – Ничего здесь нет, никаких записок. – Пропитанный разочарованием голос надломился, Саша устало выдохнул. Надежда покрывалась сеточкой трещин, вот-вот грозила рухнуть пыльным облачком к ногам. – Ищи. – Слава резко дернул головой в сторону сундука, отказываясь сдаваться. – У каждой должно быть, ищи, Бестужев. И он подчинился. Напряг спину и руки, поднимая увесистый короб, рассыпал содержимое по кровати. Вывалился ворох темной одежды и сменных простыней. Покатился гребень, заскакала по матрасу маленькая шкатулка с побрякушками, выпала засушенная одинокая роза на тонком шипастом стебле, лишенном листьев. И все, ни единого клочка бумаги, никакой записки или потрепанной книги. Жаба встрепенулась, тяжело шлепнулась со стола и поскакала к ним. – На фиг, выходим. – Терпение лопнуло, и Бестужев вцепился в ручки инвалидного кресла, игнорируя сопротивляющегося, угрем выворачивающегося Славу. – Дурак, это всего лишь говорящая жаба, да ты ради Кати с лесавкой сцепился, пусти! Пусти, Бестужев, урод, ненавижу, пусти! – Он попытался выпасть из коляски, дернулся вперед, когда рука Саши грубо схватила за шкирку, с громким треском ткани потянула назад, пригвоздив к креслу. Не простит, этого Елизаров ему никогда не сможет простить, но ощущение опасности давило, будто впереди разверзалась преисподняя. Сама Навь, из которой вот-вот должно выглянуть полуразложившееся обезображенное лицо проклявшей его ведьмы. И на пути у этого гниющего ада будет он, Славик. Безногий, беззащитный, неспособный даже сбежать. И снова виноватым окажется Бестужев. Как тогда, среди папоротникаи птичьего щебетания. Беспомощный созерцатель, трус, способный лишь крошить чужие судьбы. Пусть лучше Елизаров его ненавидит, с этим можно жить. В распахнутых дверях появилась тень, застонал, заходил ходуном дом, и Саша почти сошел с ума от нарастающего напряжения, когда внутрь, пригнувшись у низкого дверного косяка, шагнул Василько. Бегающий взгляд, растерянная улыбка, подрагивающие пальцы, мнущие край длинной светло-зеленой майки. – Бабушка жаба, ну добро тебе, не стращай, уходят незваные гости, в ножки кланяются и уже идут-идут. – Неожиданно ловко он перехватил мерзкое существо в прыжке. Такое же нескладное, неказистое и жалкое, как он сам. Тонкие руки прижали замершую жабу к выступающим из-под затертой ткани ребрам, Василько провел пальцем по ее бородавчатой голове, наблюдая, как та дергает третьим веком, негодующе раздуваясь. – Тоскуешь по хозяйке, тоскуешь. Не шали, бабушка жаба, не пугай их. Идут они, уже идут, а ты ныне вольная… – Но-о-женьки… Отпрянув с их пути, парень с радостной улыбкой качнул головой в сторону дверей, и Саша был ему благодарен, рывком направляясь к порогу. |