Онлайн книга «Брусничное солнце»
|
Здесь она была совершенно одинока. Потеряна. Сильная ведьма? Ошибаешься, Яков, еще никогда я не чувствовала себя настолько жалкой и разломленной. Укладывая лоб на руки, Варвара закрыла глаза, делая шумный вдох. Все плыло, а легче не становилось. Врали все, когда говорили, что пьянство помогает забыть горе, что в водке найдется спасение. Пиво травило не меньше собственных мыслей, ее воротило. Скамейка напротив тихо скрипнула, удар по деревянной столешнице разнесся гулом в ушах. Варвара приподняла голову. К ее кувшину присосался потрепанный незнакомец — рубаха разодрана от ворота до плеча, на губе разлился фиолетовый синяк, поднялся вверх по скуле, а кожа на переносице лопнула, оставляя неприглядную полосу подсохшей крови. Сделав пару жадных глотков, он застонал в пустое глиняное горло, шумно поставил посуду обратно на стол и вытер рот широким рукавом с маслянистыми пятнами. — Ежели вкусно, так сам себе и закажи. — Язык заплетался, голос ее подвел, запнулся на последнем слове, Варвара озадаченно нахмурилась. Юноша не устыдился,икнув, нажал пальцами на разбитую губу и поморщился, невозмутимо передергивая плечами. — Отвратное пойло, да разве ты иначе уймешь боль душевную… — Не латает оно ничего, не придумали еще такого лекарства. На время глушит. — Убирая одну руку от лица, Варя потянулась к кувшину, потрясла вниз горлышком, убеждаясь, что он действительно опустел. И со вздохом сожаления поставила обратно на стол. Следовало бы заказать еще, но тогда ноги перестанут держать, она не добредет до комнаты. — Вот чего вы бабы такие непонятливые и мерзкие? — Он обреченно махнул в ее сторону рукой и улегся напротив, копируя удобную позу. Ей пришлось задрать голову, чтобы встретиться взглядом с ореховыми глазами, тот в ответ глядел не мигая, жал губы. — Все для вас делаешь, а вы, бестолковые, хаете только, голосите и клянете на чем свет стоит. Дура дурой, ой какая же моя Забава глупая бестолковая баба… Ей бы оскорбиться, подняться с лавки и уйти прочь от вусмерть пьяного соседа. А Варвара осталась. Сжала губы, пытаясь сдержать понимающую улыбку… Вот оно как, видно многие топят свои разбитые сердца в самагонке да пиве. Одинаково у них судьба складывается. — Оставила тебя, да? — Да какое там, — устроив удобнее черную кудрявую макушку на вытянутой руке, он постучал пальцами по протянутой кисти барыни, та не отдернула. — К ней Иван Васильев, сын Панкратова сватается, богатый, дом чашей, крепостные свои. И оденет, и причешет, дура в руки никогда больше ничего тяжелее зеркала не возьмет. А она все люблю тебя, Васенька, люблю. Что я дам ей? Жалкую хибару с проваленной крышей? Не хочу такой судьбы для Забавы. Ее батюшка рад, весь лоб о церковный пол расшиб, а она носом воротит, ко мне ночами бегает. Путаясь в словах, глотая окончания с вязкой слюной, он запнулся, тряхнул кудрявой головой, та соскочила с руки и лоб громко упал на столешницу. Теперь его голос звучал глухо: — Любовь — это отпустить, ежели знаешь, что там ей будет лучше. Верно говорю? — Не верно. Я бы с Яковом на болотах осталась, я бы там самой счастливой стала, сама знаю. — От, говорю ж, с одного вы теста все сделаны. Дурные. Верные ты вещи говоришь: болото, бедняцкая это топь, она ж силы ваши жрет, красо-т-т-у-у-у. — Он завыл на низкой ноте, упираясь разбитым носом в локоть, шумно вздохнул, а голос задрожал.Кажется, еще немного и расплачется. — Я и сказал, что нету меж нами любви, что потискал пару раз, дак это так, для души и хрена. Много чего наговорил, грязного, плохого, иначе ее под венец к другому не прогонишь, только так она заглядываться перестанет… |