Книга Брусничное солнце, страница 23 – Лизавета Мягчило

— Полно вам, барыня, не убивайтесь так. Конюх про подготовку экипажа ещё в полдень заговорил, как гость Настасьи Ивановны уехал, да только не успел отбыть Григорий Евсеевич. Он картину в соседнем поместье господам писал. Я его у дороги и встретила, ваш наказ передавать уже боязно было — видала, как ваша гневная матушка к дому из кареты бросилась. Предложила ему у родни моей ночь скоротать, с вами передотъездом дела на старой мельнице обговорить. Деревушка Сосновец рядышком-то, минут десять бодрым шагом, ночью вашу пропажу не приметят. Оно так-то лучше будет, верно?

— Верно. — Рыдание сменилось хриплым сухим кашлем, в грудине ныло и тянуло. Варвара замерла в объятиях служанки, одеревенела.

Она бы и пролежала так оставшееся время до полуночи, только причитания и оханья Авдотьи так набили оскомину, что пришлось перебраться на кровать, до подбородка кутая в одеяло продрогшее тело. Непогода продолжала бушевать, молнии выдирали из тьмы неровные силуэты высокого кресла и флакончиков с маслами на комоде. Мать не присылала служанок с предложением совместно отужинать, видимо, сочла неблагодарную дочь недостойной собственного внимания.

Оно и к лучшему. Когда среди сгустившихся плотных туч острым серпом промелькнула луна, Варвара поднялась к шкафу. Не было нужды подбирать неприметное платье, почти весь её гардероб был черным, легкого покроя, прикрывающий шею воротниками, а руки рукавами. Ей не нравилась столичная мода с зазывно широкими вырезами и безумным количеством пышных оборок на юбке. Подобные платья к бальным вечерам шились по указу Настасьи на заказ, а затем, единожды одетые, сиротливо ютились в углу широкого шкафа.

Идти по узкой тропе за Авдотьей было тяжело: злой ветер нырял в глубокий капюшон плаща, норовил вытянуть волосы из плотного узла на затылке. Бросал ледяные капли вместе с липкой паутиной и одиноко пролетающими сорванными листьями. Совсем скоро она насквозь промокла.

На окраине деревушки стояла высокая мельница. Крылья лениво шевелились под нападками бури, натужно и возмущенно скрипели. В дверных расщелинах виднелся горящий свет.

— Я вас обожду у дверей. — Служанка почти кричит, оборачиваясь к молодой барыне. Прикрывает глаза рукой, пытаясь разглядеть Варвару за пеленой, сотканной из ветра и дождя.

— Не говори ерунды, возвращайся в поместье или переночуй у дядьки. Не желаю, чтобы тебя сбило с ног простудой. — Она заминается, нерешительно закусывает губу и Варе приходится быть суровой. В голосе больше нет мягких нот — жесткий приказ. Как положено обходиться с крепостными. Властно и понятно. — Кому я говорю? Не забывайся, Авдотья, ежели распоряжение слышишь, его исполнять надо!

В неохотном согласии опускается голова, но, когда барыняпотянула на себя дверь, девушка неожиданно цепко схватила её за широкий рукав плаща, по-детски потянула на себя, привлекая внимание.

— Не уходите не попрощавшись, Варвара Николаевна. Ежели решитесь, оставьте хоть письмо… Дядька мой в восьмой избе от дороги живет.

— Иди в усадьбу.

Рукав выскальзывает из разжимающихся пальцев, дверь отсекает её от бури и оставшейся в грозной стихии служанки. Варя скинула капюшон с головы, осмотрелась.

Грий сидел на мешках муки — плечи расслаблены, потерянный взгляд равнодушно скользит по стенам, на которых пляшут, мечутся тени. Она шагнула вперед, юноша обернулся.