Книга Непокорная ведьма, страница 127 – Кристен Чиккарелли

Серафина коснулась странного, похожего на птицу шрама на шее.

– В ту ночь, когда я привезла тебя к Кестрел, она страшно разозлилась. Она никогда не хотела детей и сначала отказывалась забрать тебя. Говорила, что раз уж я решила украсть ребенка у королевской семьи, то, по меньшей мере, могла бы сама воспитать его. Однако я не могла оставить тебя в столице, расти под самым носом у Виноа тебе было нельзя. Слишком опасно. Королева к тому моменту и так стала относиться ко мне с подозрением. Среди всех ведьм при дворе только я не скрывала отвращения к ее жестокости. Я отказывалась молча ненавидеть ее и льстить ей на людях, как делали остальные. Она точно знала, что я о ней думала: что она – чума для Каскадии. Через три дня после того, как я отвезла тебя в Уинтерси, королева изгнала меня. Она не могла позволить мне и дальше подрывать ее авторитет и отказалась терпеть меня при дворе. Она предупредила, что если я не уеду, то к утру буду мертва. Я отправилась прямиком в Уинтерси и убедила Кестрел приютить тебя, пока я не смогу безопасно вернуться. Я не доверяла королеве и знала, что она вполне могла отправить за мной шпионов. Через несколько лет, уже послесмерти Виноа, я вернулась за тобой, но к этому моменту Кестрел влюбилась. Ничего лучше тебя в ее жизни никогда не было. – Серафина улыбнулась воспоминаниям. – Она сказала, что, если я попытаюсь забрать тебя, она заколет меня ножом для бумаг.

У Руны к горлу подступили слезы, и она с трудом сглотнула.

– Я скучаю по ней, – одновременно прошептали они.

Казалось, Серафина хотела сказать что-то еще, собиралась коснуться Руны, но тут снаружи неожиданно раздался грохот, и они обе повернулись к иллюминатору.

Пушечный огонь?

Серафина встала и пошла посмотреть, в чем дело. Руна передвигалась куда медленнее и все же направилась за ней.

Корабли палили по гавани.

Руна прижала руку к стене каюты, не в силах оторвать глаз от взрывов вдалеке. Сосновые панели легонько царапали ладонь.

Они палили по ее дому.

– Началось, – пробормотала Серафина.

Настал день, когда Гидеону предстояло умереть.

Так ему сказали, когда разбудили.

Гидеон сидел на полу, прижавшись спиной к холодной каменной стене. Вокруг была непроглядная темнота камеры. Он не знал, сколько прошло времени с тех пор, как на заре к нему спустился один из гвардейцев и сообщил, что казнь состоится через несколько часов. В подобном месте отслеживать течение времени было непросто. Гидеон пробыл здесь неделю и научился считать дни по тому, сколько раз открывалась дверь в камеру (гвардейцы приносили ему воду и хлеб – сначала на рассвете, потом на закате). Но вот минуты? Часы? За ними уследить было попросту невозможно.

Единственное, что он знал точно, – сидеть в камере ему осталось недолго. Его ожидал расстрельный отряд.

Гидеон был самым скверным существом в республике, тем, кого здесь не терпели, – сочувствующим ведьмам. Даже хуже того, он был любовником ведьмы.

И за это ему предстояло заплатить.

В замке повернулся ключ, и у Гидеона оборвалось сердце.

Вот и все.

Дверь открылась, хлынувший в камеру свет на время ослепил его, и не успел Гидеон разобрать, кто из стражников пришел за ним, как на голову надели капюшон.

– Пора идти.

Гидеон напоминал себе, что вся его семья уже мертва, так что он просто присоединится к родным.