Книга Чуж чуженин, страница 202 – Ксения Скворцова

– Победить беззащитную девчонку – не подвиг, – сквозь зубы процедил Хорт, поднимая Мстишу. В серых глазах, которые цепко и со знанием дела ощупывали ее, было лишь сострадание, хотя Мстислава ожидала увидеть брезгливость. – Разве забыли, что госпожа вам наказала? – И обратился к ней смягчившимся голосом: – Идем.

Она была бы рада повиноваться, но стоило сделать шаг, как колени подкосились. Силы наконец оставили Мстиславу, и она закрыла глаза, почти равнодушно готовясь к удару о землю. Но вместо падения последним, что она запомнила, прежде чем наконец сдаться беспамятству, было ощущение полета.

Когда Мстиша пришла в себя, в первые мгновения ей показалось, будто она попала в горницу Гостемилы, где та привечала сирых и убогих: здесь так же приятно пахло яблоками, душистой сосновой лучиной и чистым, высохшим на солнце бельем. Но воспоминания о том, где она находится на самом деле и как сюда попала, быстро нагнали княжну. Миг назад спокойное, расслабленное тело напружинилось в тревоге, и Мстислава передумала открывать глаза: если заметят, что она очнулась, наверняка быстро выставят вон.

Мстиша прислушалась и поняла, что не одна. Где-то поблизости перешептывались женщины, размеренно шелестела льняная нитка на прялке. Против воли она шевельнулась, и голоса затихли.

– Проснулась, никак? – негромко спросил кто-то.

Раздалось шуршание, тихо скрипнула половица, и Мстислава услышала рядом с собой дыхание. Шорохи опять отдалились.

– Да нет, спит. Спит, горемычная.

Послышался вздох.

– Вся побита, вся истерзана, – сердобольно проговорила одна из женщин и цокнула языком. – Хлебнула, видать, лиха: места живого на девке нет, одни багровины.

Мстиша почувствовала, как к груди подступил ком, и с трудом подавила всхлип. Сострадание незнакомок, лиц которых она даже не видела, неожиданно сильно растрогало ее. Это были первые за последнее время добрые слова, что ей приходилось слышать, и жалость к самой себе, которую она так долго заталкивала в дальний угол души, всколыхнулась и отозвалась, точно потерявшийся щенок на случайную ласку. Силясь не разрыдаться, Мстислава судорожно вздохнула и открыла глаза.

– Очнулась, – удивилась худосочная пожилая женщина с загорелым лицом, расчерченным морщинками. На коленях она держала рубашку, которую, видимо, чинила.

– Надо госпоже сказать, как раз милостыню закончила раздавать, голубушка наша, – пробормотала вторая, толстенькая и приземистая, и, отложив веретено, заторопилась прочь.

Мстиша огляделась. Светлая горница действительно очень напоминала покои Гостемилы для перехожих людей. Вдоль окна тянулись лавки, середину занимал стол, где лежала краюха хлеба и стояла миска с сушеными морковными парёнками. За занавеской угадывались полати. На лавках высились стопки одежды, рядом на полу стояли корзины и кадушки. Обстановка была скромная, но чистая и уютная. Должно быть, здесь Векша хранила запасы, которыми наделяла нуждавшихся, и принималаубогих. Таких, как Мстиша.

Она медленно села, и тело тотчас отозвалось ноющей болью. Постанывая, Мстислава удивленно посмотрела на свои руки и поняла, что одета в другую сорочку. Она подняла вопросительный взгляд на незнакомку и уже открыла рот, но в этот миг растворилась дверь.

– Векша! – позабыв обо всем, радостно воскликнула Мстислава и подалась вперед, но, заметив, как изумленно подпрыгнули вверх брови бывшей служанки, торопливо поправилась: – Госпожа!