Книга Пташка, страница 105 – Ксения Скворцова

С этой поры Гнеда проводила большую часть дня за работой, спрятавшись от недоброжелателей и собственных невеселых дум. Она останавливалась передохнуть, только когда буквы перед глазами начинали расплываться, а натертые пальцы немели. Девушка уходила посидеть к реке или в укромный уголок усадьбы, откуда могла наблюдать, как боярские дети играют в бабки с дворовыми сверстниками.

Неожиданной отдушиной для Гнеды стала Славута, которая с первых дней не скрывала своего расположения к ней. Всякий раз, когда они встречались, молодая боярыня старалась заговорить с девушкой, и, хотя это поначалу были пустячные, ничего не значащие слова, Гнеда была благодарна. Славута, кажется, тоже страдала от одиночества, не имея, кроме служанок, подходящего по возрасту общества. Она разделяла со свекровью хлопоты в усадьбе, но ей явно не хватало наперсницы. Со временем Гнеда узнала, что Славуту, принадлежавшую к старинному залесскому роду, взяли издалека, и в Стародубе близких подруг она так и не завела.

Славута помогала Гнеде осваиваться, и в свободные часы они вместе присматривали за детьми, рукодельничали и сновали по хозяйству. Девушка понемногу приживалась, и лишь Бьярки продолжал держать себя с гостьей враждебно. Он подчеркнуто не замечал Гнеду, а при встрече с ней не упускал случая бросить что-то обидное. Однажды молодая боярыня рассказала девушке, как попотчевала Бьярки калинником, который накануне испекла Гнеда. Не в силах сдержать смеха, Славута во всех подробностях поведала, что «братец» с удовольствием ел угощение ровно до тех пор, пока не узнал имени стряпухи. Тогда он едва не подавился и заявил, будто «в жизни не едал такой горлопятины^[84]», послечего кинул остатки псу. Гнеда сокрушенно вздыхала, не понимая, что забавного в происходящем находит Славута, но та лишь хитро улыбалась, называя подругу глупышкой.

Осень незаметно пришла в усадьбу вместе с телегами, наполненными доверху житом, репой и яблоками, бочками рыбы, меда, туесами с ягодой и грибами. Все сгружалось, пересчитывалось, расходилось по закромам или снова взваливалось на возы и отправлялось дальше, на мельницу, торг или в нижние деревни. Челядь сбивалась с ног, мужчины пропадали на княжеском подворье, Судимир принимал купцов и давал распоряжения Жуку, Вышеслава с огромной связкой ключей на поясе мелькала по усадьбе, а дети и собаки путались у нее под ногами. Ничего не ускользало от хозяйского глаза, на все находилось время, и боярыня сама закормила всю оставшуюся на зиму скотину пожильным снопом^[85], не забыв выделить по горсти и курам, и уткам.

Скрип телег и стук цепов не останавливались ни днем ни ночью, и в воздухе висел теплый запах подсушивающегося хлеба из овина и сладкого овсяного деженя^[86], копченой рыбы и намокшей шерсти.

Судимир должен был вскорости отбыть с князем в полюдье^[87], поэтому работы старались закончить до его отъезда. Гнеда жадно прислушивалась к обрывкам разговоров и шепоткам, из которых поняла, что Войгнев и вправду нездоров. И хотя Судимир всячески отговаривал его от долгой поездки, князь решил разогнать сгущающуюся смуту и показать, что пока сам способен править Залесьем.

Темнеть стало рано, и Гнеда склонилась над книгой при свете маленького чадящего жировика. Она не слышала, как вошел Судимир, и его рука, мягко легшая на плечо, испугала ее.