Книга Пташка, страница 82 – Ксения Скворцова

– Ты жива, – еле слышно произнес Фиргалл, с трудом шевеля бескровными губами, но в его голосе было столько нежности, что у девушки вновь выступили едва просохшие слезы. – Кто это? – спросил сид, указывая слабым поворотом глаз куда-то за Гнеду. Та быстро обернулась и окинула хозяина избушки досадливым взглядом.

– Он помог нам, – тихой скороговоркой ответила девушка. – Молчи, тебе не нужно говорить, – попросила Гнеда дрожащим голосом, в душе умоляя опекуна сказать еще хоть словечко, чтобы до конца поверить, что он снова с нею, в мире живых.

Гореслав отложил рукоделье и подошел, внимательно вглядываясь в лицо больного, затем дотронулся рукой до его лба. Фиргалл снес это молча, но девушка видела, что ему неприятны прикосновение чужака и собственная беспомощность. Поджав губы, залесец кивнул своим мыслям и, промолвив «добро», вышел во двор.

Гнеда, пользуясь тем, что они наконец остались наедине, торопливо и сбивчиво пересказала Фиргаллу суть дела, обрисовав их положение. Сид лишь сомкнул веки, показывая, что все понял, но девушка видела, как мало ему понадобилось времени, чтобы утомиться, и оставила его отдыхать. Наставник находился все еще слишком близко к зыбкой грани между жизнью и смертью, и Гнеда боялась даже дышать на него.

Тем не менее с этого дня Фиргалл действительно потихоньку пошел на поправку. Он начал понемногу принимать пищу и уже спустя несколько дней велел Гнеде помочь ему подняться. В конце концов она и Гореслав сдались и разрешили больному встать на ноги, выведя его во двор. Сид был еще очень немощен и бледен, и его худоба бросалась в глаза, заставляя сердце девушки сжиматься от жалости. О возвращении прежнего здоровья пока не было и речи.

Гореслав хоть и не отличался особой словоохотливостью,все же исподволь пытался выведать у Гнеды о ней и о Фиргалле, что настораживало девушку. Она всячески старалась сохранить равновесие между своим зависимым положением и безопасностью, по-прежнему не испытывая к хозяину ни расположения, ни доверия, силясь не сболтнуть лишнего, при этом не обидев Гореслава.

К концу подходила уже вторая седмица их пребывания в лесной избушке. По заведшемуся порядку Гнеда и хозяин сидели возле костра, прихлебывая из кружек пахучий медвяный взвар. Их подопечный благополучно уснул, и теперь двое по обыкновению вели неторопливую беседу. Видимо, одинокая жизнь в лесу давала о себе знать, и Гореслав был рад любому обществу. По первости Гнеда опасалась, что он начнет проявлять к ней страшившее ее мужское внимание, но, к счастью, хозяин вел себя на удивление безразлично. Этот странный человек, по его словам, отказался от богатого выкупа, продолжал ходить за Фиргаллом да заодно кормил все это время и гостей, и двух лошадей. Ясное дело, что Гнеда посулила Гореславу достойную награду по выздоровлении наставника, да и сам хозяин был не слепой, видел, небось, и каковы кони, и богатый наряд и оружие Фиргалла. И все равно девушку снедало сомнение и беспокойство.

Гореслав о себе почти ничего не рассказывал, но, как поняла Гнеда, семьи у него не было. В Перебродах к холостым людям относились без почтения, даже вдового Катбада за глаза осуждали, что снова не женился. Это тоже не придавало в глазах девушки доверия залесцу.

– Отчего ты так не любишь сидов, Гореслав? – спросила Гнеда, прерывая затянувшееся молчание.