Книга Пташка, страница 79 – Ксения Скворцова

Брови незнакомца подпрыгнули вверх. Он слегка склонил голову набок, прищурившись, затем почесал бороду и велел:

– Ну-ка, давай сначала и чин чинарем.

Девушке ничего не оставалось, как честно и во всех подробностях поведать о своих злоключениях. Ее слушатель внимал прилежно, перебивая иногда вопросами, уточняя что-то для себя. Гнеда не утаила ни одного обстоятельства.

– Поначалу я думала, ты один из них, – закончила она свой рассказ. По правде говоря, ничто не мешало ей продолжать так считать. Хозяин с удовольствием крякнул, явно позабавившись этой мыслью. – Благодарить тебя мне до конца дней, а ведь и имени твоего не знаю.

– Я живу здесь волей своего господина, боярина из Стародуба, – уклончиво объявил он. – А прозываюсь Гореславом. Назовись и ты.

– Люди кличут меня Финд, моего дядю – Фергусом, – без колебаний сообщила девушка. Они загодя договорились с сидом о дорожных именах для ненужных ушей.

Гореслав хмыкнул и еще раз окинул ее с головы до ног взглядом, от которого Гнеде стало не по себе.

– Ладно, – подытожил новый знакомец. – Я не знахарь, но кое-чего в жизни повидал. Промыл там все, вычистил. Ковырнуло его неглубоко, да вот юшки порядкомвытекло. Дядька твой должен покамест поспать. Коли продержится до утра, вжиль пойдет. Тут уж как боги решат. Проголодаешься, там под ручником каша.

С этими словами он скрылся в доме, чтобы через некоторое время вновь появиться на дворе с сумой через плечо. Не глянув на Гнеду, бесшумно растворился в зарослях.

Девушка осталась предоставлена самой себе. Первым делом она вернулась к Фиргаллу, все так же недвижно лежащему на лавке, разве что цвет его лица начал приобретать розоватую тусклость против недавней прозрачности. Дыхания слышно не было, зато грудь мерно, пусть и едва заметно, поднималась. Может, хозяин и вправду понимал что-то во врачевании.

Гнеда осмотрелась. Сруб тесный, но для одного человека, пожалуй, подойдет. Хотя у Кузнеца, что жил один-одинешенек, изба была просторная, светлая, с большими окнами, а не с этими щелками, сквозь которые и понять-то можно лишь то, день на дворе или ночь. Катбад, хоть никого не боялся, а забор поставил. Не ради защиты, а для порядка, чтобы дать понять и людям, и зверям, да и мало ли кому, кто по земле бродит, что, мол, мое место, а пожаловать захочешь, так испроси сперва позволения. Катбад – крепкий хозяин, и дом такой же. Душа у него открытая и широкая, и жилище соответствующее. Гореслав же вроде и избу выстроил, а будто и не его она – ни забора, ни хозяйства путевого. Так, четыре стены да кровля.

Помаявшись без дела, девушка, побежденная своей женской сущностью, принялась наводить в клети порядок. Натаскала воду из дождевой кадушки во дворе, согнала всю пыль, поскоблила немногочисленные посудины, вымахнула старую, не менянную, кажется, с тех пор как избу срубили, солому и раздобыла свежей, неизвестно как оказавшейся за домом, обильно посыпав ею вымытый пол. Шитья почти никакого не нашлось, кроме пары обветшалых полотенец. Починив, Гнеда выстирала их. Может, что-то и лежало припрятанным в единственном сундуке, но туда, конечно, она не сунулась. Теперь и Фиргаллу дышать легче станет, да и рукам применение нашлось. Какая-никакая, а благодарность хозяину.

Во дворе девушка тоже как могла потрудилась. Наломала ивовых прутьев и подмела, сложила дрова в опрятную горку. День клонился к концу, а Гореслав все не возвращался. Гнеда успела побродить вокруг и насобирать в на ходу сплетенное лукошко черники и грибов.