Книга Тропы в тумане, страница 66 – Екатерина Сулименко

— Ру? — позвала я. — Ру!

Нет, она была жива, но не торопилась откликаться. Когда она наконец медленно и неохотно открыла глаза, мне показалось, что она меня не узнала. Руприподнялась на лапах, огляделась — и по-прежнему ничего не сказала, только испуганно уставилась в одну точку. Прежде чем я успела открыть рот, она вскочила и выбежала в приоткрытую на улицу дверь.

Вернулась Ру, когда солнце уже клонилось к закату. Где она была всё это время, я понятия не имела. Я искала её по всей деревне, но безуспешно.

— Милая Ру, что с тобой? Тебе плохо? — заговорила я, когда хранительница запрыгнула на скамью и села рядом, уставившись на меня огромными и бездонными кошачьими глазами.

В ответ она боднула меня в плечо.

— Ру, ты…

Меня осенило.

Если бы Ру могла, она бы непременно заговорила со мной, и была бы куда многословнее, чем прежде.

— Ру, ты не можешь говорить?..

Хранительница сокрушённо покачала головой и зажмурилась.

Мои мысли судорожно заметались от одной догадки к другой. Что случилось? Почему⁈

— О, Ру… Ру, это моя вина. Прости меня! Я даже не могла предположить, что так получится…

Ру лишь тронула лапой мою руку, а потом забралась ко мне на колени и прижалась к груди. Я обняла кошку и ткнулась носом в звёздную шерсть.

Хранительница расплатилась возможностью говорить за возможность выжить в чешуйке. Казалось, что способность менять облик — это достаточная плата, но нет. Потребовалась ещё и речь.

Я не могла предположить подобного. И не знала, как всё исправить.

В остальном дела понемногу налаживались. Я много общалась со старейшиной Таяной. Пожилая хромая волчица с зоркими, как у юной девушки, глазами слушала рассказы о моей жизни с предельным вниманием, не пропуская ни единого слова. И как-то раз я случайно услышала, как она сказала Элле:

— … она три года хранила верность мертвецу. Удивительно для рода людского. Но это не значит, что тебе нечего бояться. Ты живой — и тем лучше мертвеца. Но всё может измениться. И тоже оттого, что ты живой.

Меня задели эти слова. Да, старейшина призывала Элле быть ко мне внимательным, но… но мне по-прежнему не доверяли. Несмотря ни на что, в глазах стаи моя натура оставалась неверной, просто потому что я человек. С этим нужно лишь смириться, а изменить возможно только делом и правильным, предсказуемым поведением.

Старейшина также одобрила моё намерение защитить диплом после рождения ребёнка.

— Хороший артефактор всегда пригодится стае, — подытожила она. — Особенно если он один на всю округу.

Об этом я тоже думала. Моя специальность помогла бы смягчить отношение стаи ко мне, ведь я бы приносила пользу.

Но и этого было бы недостаточно, потому что я познакомилась с кровной роднёй Элле и надолго лишилась спокойствия.

Родители Элле презирали своего старшего сына. И такой силы презрения я не видела даже по отношению к себе в худшие времена.

Отец и мать, Андор и Мелина, вернулись с длительной охоты через несколько дней после нашего прихода в стаю, и появление сына застало их врасплох. Они не простили Элле. Они были обижены на него сильнее, чем вся остальная стая, и его поступок ранил их очень глубоко.

Элле не применял к родителям силу альфы, чтобы принудить их к диалогу. Он даже помыслить о таком не мог. Посему он долго и с трудом искал любую возможность заново сблизиться с ними, и я, наблюдая за этим, испытывала горечь.