Онлайн книга «Мятежник»
|
Вокруг плотным частоколом торчали макушки синих покрывал. Жутко одинаковых и жутко безликих. Один из истуканов, — ростом выше всех присутствующих, — повернулся ко мне, чтобы что-то сказать. Я видела, как колыхалось покрывало от его дыхания, но слов не расслышала. Лишь с ужасом глазела на окошко с сеткой, обращённое ко мне, и на всякий случай утвердительно кивнула. Что бы он там ни сказал, моё дело кивать да помалкивать. Прикидывать в голове пути отступления назад к уютному креслу и чашке крепкого чая. В мгновение мне стало дурно. Страшно. Страшно за то, что произойдет, и страшно оттого, что я — часть этой любопытной до чужого горя массы. Подобно змее, по коже пополз липкий, отвратительный страх и я попыталась протиснуться назад, повернуть домой, чтобы больше никогда не совершать безрассудств. Но толпа держала крепко, как в тисках. На эшафот вывели пятерых мужчин. Больных, избитых, одетых в лохмотья мятежников. Двое из них не могли ходить, их волокли за ноги, как кусок свинины в погреба. Тех, кто ещё держался на ногах, вынудили упасть на колени, остальных так и оставили лежать. Бедные. Что бы они не сделали, мне было жаль их. В душе я взывала к милосердию. Желала им если не помилования, то только не такой унизительной смерти. В это время лица зрителей пылали предвкушением. Эльфийки выкрикивали проклятья, уничижительные слова и ругательства. — Казнить ублюдков! — Уроды! Недоноски! — Не жалейте их! Эльфы-мужчины участливо поддакивали. Гудели, сложив ладонирупором, издавали звуки отвращения. Запах мёда и выпечки, что продолжала источать ярмарка, стал вдруг тошнотворным. Противным. Похожим на аперитив к кровавому пиру, на котором я отчаянно не хотела угощаться. Медленно и грузно на помост поднялась палач и, усевшись на пень, принялась точить секиру. Швах, швах, швах. За ней судья в чёрной сутане с серебряной вышивкой взошла на "сцену", чтобы зачитать приговор. С их появлением площадь затихла, словно по волшебству, в наступившей тишине слышно было только слабое дыхание приговоренных и треск факелов, освещавших эшафот. — Эти мужчины возомнили себя хозяевами, — усмехаясь, судья пнула одного из бедолаг, и он издал не то хрип, не то стон. — Решили, что способны разрушить традиции, формировавшиеся веками. Вообразили, будто бесполезные носители семени могут быть равны нам, высшим созданиям, способным воспроизводить жизнь. Швах, швах, швах. Палач со злым упоением точила своё оружие. — Смотрите и запоминайте, — крикнула чиновница. — Пусть эта казнь станет назиданием для тех, кто имеет намерение примкнуть к мятежу. Знайте, мы поймаем мятежников всех до одного. И всех до единого — казним. Швах, швах, швах. Противный звук стоял в ушах, больно врезался, как писк комара. — За покушение на жизнь канцлера, — развернув свиток, судья принялась читать приговор, — за подстрекательство к мятежу, за государственную измену приговор может быть только один… — она сделала многозначительную паузу прежде чем озвучить очевидное, — смерть! Толпа ликующе загудела, заскандировала хором последнее слово: — Смерть! Смерть! Смерть! От ужаса я едва не потеряла сознание. Звуки и запахи душили меня, как будто вокруг шеи затянулся шёлковый шнур. От чувства бессилия я дрожала и беззвучно плакала. Швах-швах-швах. Смерть-смерть-смерть. |