Книга Стажировка богини. Дилогия, страница 176 – Милисса Романец

Жаль, на прогулочной палубе не останешься навсегда. Холод и голод заставляют вернуться к жилым отсекам. Он долго скитается, попрошайничая и получая побои. В космопорту порой удаётся стащить немного еды, но чаще ему достаются объедки, которые ещё нужно отобрать у роботов-уборщиков или добыть из глубоких зёвов мусоропроводов.

Всё хорошо, пока над головой уходят бесконечно ввысь далёкие перекрытия, а пустынные переходы между отсеками свободны, в какую бы сторону он ни бежал.

Но стоит попасть в тесный отсек, тем более, если там темно, а воздух затхлый и тяжёлый, как Гу Жонг начинает паниковать и задыхается. Там опасно, и его легко поймать.

Этим всё и заканчивается. Жуткие голоса что-то требуют. Его толкают, куда-то тащат. А потом он надолго остаётся в тесной темноте один. Компанию ему составляют лишь мелкие зверьки, их тонкий писк и возня немного отрезвляют. Грызунов Гу Жонг не боится, люди куда страшнее.

Тюремный отсек — самое жуткое место из тех, что он знал. Там тесно, темно и много злых людей. Он с самого начала не верил в добро, надежда на лучшее тоже постепенно оставляет его. Жизнь в заключении учит, что никому нельзя доверять.

Гу Жонг часто попадает в тюремный отсек. Там же его находит собственный двойник, в глазах которого он видит свою смерть. Двойник нападает без объяснения причин. Гу Жонг сопротивляется, но силы слишком не равны. Остаётся только одно — использовать знание местности, и он заманивает двойника в мусорный отсек.

Смерть двойника омывает эйфорией, приносит знания, наполняет неведомой ранее силой. Так грязный, забрызганный кровью, он возносится на Небеса.

— Новоприбывший. Как тебя зовут? — спрашивает у него голос, который не вызывает тревоги или страха.

— Меня… — изначально у него не было имени, только прозвища «грызун», «отброс», «мелюзга» и другие, ещё менее привлекательные, но воспоминания дубля подсказывают: — Гу Жонг.

Словно имя всегда было его и только в это мгновение снисходит озарение. В памяти всплывают иероглифы и их значение, много разрозненных знаний и пониманий. Погребающий под собой шквал информации, который усилием воли с трудом удаётся запихнуть поглубже, чтобы позже вернуться к этому.

— Итак, запишем «Жоинг». Теперь ты бог, и имя должно быть соответствующим. Пока что никому его не говори. Представляйся: младший бог Жо или ученик Жо. Всё понял?

— Благодарю за наставления, привратник Небес, — воспоминания Гу Жонга подсказывают, как правильно и должно кланяться низкому мужчине, похожему на простого рабочего: уборщика или дезинфектора.

* * *

Из памяти двойника Гу Жонг узнаёт, что, убивая свои копии в альтернативных реальностях своего мира, можно здорово прокачаться, причём за довольно короткий промежуток времени. Впрочем, ему не светит в ближайшее время покинуть Небеса, чтобы закончить начатое дублем.

В своей прошлой жизни он и не подозревал о том, что, самосовершенствуясь, можно вознестись и стать самым настоящим богом. Да и в богов он тогда не верил. Горькая правда заключается в том, что не у всех есть врождённый талант, знания, собранные поколениями предков, или возможность всю свою жизнь посвятить самосовершенствованию. Зато мало кто откажется от силы бога.

Убийство своих дублей карается ссылкой в изолированный мир-тюрьму, в котором каждый житель — перекачанный силой преступник. Попасть туда — один из самых больших страхов Гу Жонга, и в этом собственный страх перекликается со страхом погибшего двойника. Так что ему остаётся только радоваться, что Небеса закрыты от преследования и не выдают уже вознёсшихся богов кому бы то ни было.