Книга Бархатные листопады, страница 45 – Анна Снегова

Он падает на меня, вжимая всей тяжестью тела в податливое сено, и делает резкое движение вперёд. А мой крик тонет в жёсткой ладони, зажавшей мне рот.

Я как будто рухнула с утлого судёнышка в бурные воды девятибалльного шторма. Меня несёт властная и неудержимая стихия. Тугая боль, пронзившая всё тело, постепенно отступает. И с каждым валом обрушившегося на меня океана во мне разрастается что-то другое. Яркое, жгучее, прекрасное.

С каждым поцелуем и жадным прикосновением ненасытныхрук.

В переплетении пальцев.

В синхронном дыхании и пульсе, звучащем в унисон.

В ритме сливающихся тел.

Мы вместе пишем новую главу нашей истории.

* * *

— Меня, наверное, скоро будут искать… — лениво проговорила я, лежа на голом плече Эйдана и равнодушно глядя в потолок. — Даже странно, что до сих пор не ищут.

— Дождь, — меланхолично проговорил он.

Мне как будто вдруг стало наплевать на весь мир за порогом нашего убежища.

Но так не может продолжаться вечно.

Я резко села, прижимая спущенный лиф платья к груди.

— А давай убежим! Эйдан, пожалуйста, давай убежим вместе! Прямо сейчас. Я ничего не хочу, мне ничего не нужно! Мне всё равно, кто ты. Пожалуйста, давай убежим!

Обернулась, с надеждой посмотрев ему в лицо.

Она была такой робкой, эта надежда. И такой безумной.

Эйдан лежал, подложив руку под голову, и покусывал травинку. Глядя на меня с непроницаемым выражением. Смотрел так долго, очень долго, прежде чем ответить.

Но ещё прежде, чем сказал эти слова — моя надежда уже умерла в груди, а крылья, что поднялись за моей спиной, рассыпались чёрным пеплом.

— Не думаю, что это хорошая идея, Марго.

У меня вся кровь отлила от сердца.

Я вскочила, торопливо оправляя юбки.

— Всё ясно.

— Что тебе ясно, несмышлёныш?

— Я тебя не виню. Я сама предложила себя, как последняя… ты просто взял предложенное. Прощай.

— Да стой ты! — рявкнул Эйдан, когда я опрометью бросилась к дверце стойла. Распахнула её, больно стукнувшись плечом. Глаза застилала мутная пелена, я уже не видела, куда иду.

— Не надо за мной ходить. Я не хочу больше ничего слышать. Довольно.

— Марго, мать твою!! Стой, кому говорят! Я не могу бежать за тобой голышом! Пр-роклятье… ай, да как знаешь!.. Совершенно сумасшедшее создание.

Кажется, у меня за спиной в дверцу стойла полетел со зла тяжеленный сапог. Пусть.

Я бы не выдержала того разговора, в котором он бы взывал к моему разуму и объяснял, почему простой конюх не может взять с собой избалованную неженку, которая ни к чему не годна, кроме как валять её по сеновалам.

Мне хотелось поскорее забиться в какую-нибудь нору и оплакивать свою глупость.

Пока добралась до дома, вымокла до нитки.

Оказалось, что меня и правда искали. Но я впервые в жизни просто ушла, оставив матушку посрединотации, — так, что у неё отвисла челюсть.

Впрочем, обошлось без последствий. У меня очень быстро начался самый настоящий жар и лихорадка, и все странности моего поведения списали на простуду.

Три недели я провалялась в постели, не в силах двинуться с места. Мать сердилась. После того, как наш семейный лекарь убедил её, что со мной всё хорошо, просто надо меньше бродить под дождём, и я непременно скоро пойду на поправку, она стала регулярно приходить, стоять над моей постелью и высказывать мне за моё безрассудное поведение. Знала бы она, насколько на самом деле оно было безрассудным… наверное, её бы хватил удар.