Книга Несносные дочери леди Элизабет, страница 48 – Юлия Арниева

– Говард! – Звонкий возглас Амели эхом разнёсся между деревьями. А вслед за ним раздался уверенный голос капитана:

– Нашлась! Леди Элизабет, она здесь!

Эти слова словно сняли оцепенение. И мы с Лорен, не сговариваясь, бросились на звуки, не разбирая дороги. Я высоко подняла факел, освещая путь, пока мы пробирались сквозь колючий кустарник. Острые ветки цеплялись за одежду и волосы, царапали лицо и руки, но я не замечала этой боли, стремясь лишь к одному – увидеть Амели, убедиться, что с ней всё в порядке.

Последние кусты расступились перед нами, и мы вылетели на небольшую поляну. В центре которой, рядом с Говардом, стояла Амели – бледная, с растрёпанными волосами, в разорванном платье, испачканном землёй и травяным соком. Но живая и невредимая.

– Мама! – она бросилась ко мне через поляну, спотыкаясь о собственные ноги. Я едва успела передать факел Лорен, прежде чем Амели врезалась в меня с такой силой, что я покачнулась. – Я знала, что вы придёте. Знала!

– Конечно, – прошептала я, гладя её по спутанным волосам, прижимая к себе так крепко, как только могла. – Мы всегда придём за тобой, родная.

Лорен обняла сестру со спины, и теперь мы обе укрывали Амели, словно живым щитом. В янтарных глазах старшей плескалась такая смесь облегчения и ярости, что я не сразу осознала, что сама задыхаюсь от тех же чувств. Мои пальцы, гладившие волосы Амели, подрагивали от переполнявших меня эмоций, а сердце колотилось о ребра с такой силой, что казалось – его стук слышен всем вокруг.

– Где он? – жёстко спросила Лорен, не выпуская сестру из объятий. Её голос звучал словно натянутая до предела тетива, а пальцы,сжимавшие плечо сестры, побелели от напряжения. – Где этот мерзавец?

– В избушке оставила, – невнятно пробормотала Амели, чуть отстранившись и вытирая лицо тыльной стороной ладони, размазывая по щекам грязь и слёзы. В полумраке факельного света её кожа казалась восковой, а глаза – огромными тёмными провалами на измученном лице. Лишь в глубине зрачков теплился огонёк облегчения. – Он жив и почти невредим.

Говард, до этого момента стоявший чуть в стороне, подобно молчаливому часовому, издал сдавленный звук – нечто среднее между кашлем и смешком. Его густые брови сошлись на переносице, прорезав лоб глубокими морщинами, а лицо выражало сложную гамму эмоций: облегчение, гнев и заметное разочарование. Рука старого воина невольно сжала рукоять меча так, что кожа на перчатке скрипнула.

– Кхм… невредим, – проворчал капитан, и в его тоне отчётливо слышалось сожаление, словно эта новость причиняла ему почти физическую боль. – Как ты вообще позволила себя увезти, да ещё если он был один? Чему я тебя учил все эти годы?

– Обманом взял, – сердито буркнула дочь, вскинув голову с таким достоинством, что даже в разорванном платье, перепачканная грязью, она выглядела настоящей леди. Её подбородок воинственно задрался, а в глазах вспыхнул огонёк негодования. – Собаку подослал, та ко мне прямо под ноги бросилась и скулит, лапа в крови… я думала ранена, а он… он сзади подкрался.

Я представила эту картину так ясно, словно видела собственными глазами: моя мягкосердечная Амели, всегда готовая прийти на помощь любому живому существу, склоняется над раненым животным и не замечает опасности…

– Я ему… – прошипела Лорен, и резко выпрямилась. В её голосе звучала такая холодная, сосредоточенная ярость, что даже у меня по спине пробежал холодок, будто кто-то провел по позвоночнику ледяными пальцами. В этот момент моя старшая дочь напоминала натянутую до предела боевую пружину, готовую распрямиться смертоносным ударом. Она шагнула вперёд, намереваясь немедленно отправиться к северным холмам, но Амели быстро схватила её за запястье с неожиданной силой для человека, только что перенесшего такое испытание.