Книга Проклятие прабабки. Книга 1, страница 32 – Анна Чернышева

«Бабулечка моя, милая. Вот я и пришла к тебе», — произнесла я мысленно. Почему-то говорить вслух накладбище мне казалось неловким. «Прости, что так долго не шла к тебе. Больше десяти лет… Зато вот сейчас прибралась у тебя на могилке. И соседку твою приберу», — мысленно продолжила я монолог. Почему-то мне казалось это успокаивающим.

Я отряхнула пыль с креста и фотографии Лидии Ивановны, протёрла металлическую оградку. На большее воды не хватило. Нужно было ещё оставить для мытья рук. Затем окинула критичным взглядом плоды своих трудов и осталась довольна. По-хорошему надо было ещё покрасить и оградку и кресты, но уже не в этот раз. Мысленно сделала себе зарубку, что вернусь сюда с банкой краски и лака.

Затем в голову пришла ещё одна мысль. Я собрала все инструменты в тележку и пошла к выходу. Оставила её у калитки и пошла собрать полевых цветов. Набирала и белые зонтики тысячелистника, и розовые бутончики клевера, и сине-фиолетовые соцветия люцерны. Нашла и полянку со зверобоем, а рядом несколько веточек колокольчика. На душе стало легко, захотелось петь. Завела с полный голос:

Буйный ветер веет, былинку колышет

Былинку колышет, рубашенку сушит

Рубашенку сушит, в гости к мамке спешит…[1]

Слышала, как пели мама с Томой за столом, после рюмки-другой тёткиной наливки. Протяжно, тоскливо. Слышался мне в этой песне вой ветра по русской равнине, да тоска неизбывная по тяжкой женской доле. А сейчас захотелось прикоснуться к корням. Сзади были — сосны, вокруг — луг с душистыми травами по пояс. Дул ласковый ветер, пригоняя тучи издалека и обещая скорый дождь.

Набрав огромный душистый букет, потащила его обратно к бабушке и её родственнице. Поделила его на две больших охапки. Первую положила на могилку к Лидии, а вторую, со слезами на глазах — к бабушке. Когда убирала руку, почувствовала, как меня ударило током. Отдернула, посмотрела на палец. И чего я ожидала там увидеть? Палец был розовый и обычный.

Но в воздухе ощутимо запахло электричеством. Я повернула дверцу в низенькой оградке и меня второй раз ударило током. Обалдеть! Я посмотрела наверх. Реально собирается дождь, и, наверное, скоро начнётся гроза. Я ускорила шаг и поспешила к калитке, у которой меня ждала моя тележка.

Но едва вывернула за ограду, как сверху услышала оглушающий раскат грома. Посмотрела наверх — точно замочит. Я протянула руку вперёд и мне на ладонь упала первая тяжелаякапля. Потом кожа ощутила ещё одну каплю и ещё. Я закрыла глаза и подняла лицо к небу, по-детски собирая капли ртом. Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Я почувствовала огромную связь с этой землей, этими соснами, этим цветущим лугом. Поднесла руки к носу — кожа пахла горькой полынью, как в песне про Былинку.

Я отбросила тележку и бросилась бежать по траве, раскинув руки и желая обнять весь мир. Так вот она какая, свобода. Вот какая ты, родная земля! Я кружилась на мокрой земле и смеялась дождю, ветру, раскатам грома. Мне хотелось взлететь, как птице, и полететь над облаками. Мокрая трава хлестала по коленям, а я смеялась и плакала одновременно, испытывая огромное чувство освобождения.

Я носилась по лугу, как полоумная, и мне было так хорошо, как никогда ещё не бывало. Я была всемогуща!

Внезапно впереди, на дороге, я увидела одиноко бредущую фигуру. Женщина куталась в яркий платок с бахромой, а мокрая юбка обвивала её лодыжки. Из-под платка кончик тёмно-рыжей косы бил её по пояснице. Она шла вперёд, зябко поводя плечами, и явно стремилась поскорее найти укрытие.