Книга Проклятие прабабки. Книга 1, страница 80 – Анна Чернышева

Я кричала слова проклятья и кружила вокруг цветущих деревьев, безжалостно обрывая цветки и топча их пыльнымиподошвами туфель. Я ломала ветви, хлестала ими стволы деревьев в саду и рычала, как раненый зверь.

Наконец, обессилев, я прислонилась к стволу и опустилась на землю. Подтянув к себе колени, я уткнулась в них лицом и беззвучно заплакала.

Сколько времени я так провела — не помнила. Но только встала, покачиваясь, и побрела к дому. Было уже совсем темно. Зашла через чёрный ход для прислуги, прокралась мимо кухни и поднялась по скрипучей лестнице в детскую. Из залы слышались приглушённые голоса да ахи Елены Петровны.

На негнущихся ногах я зашла в пустую комнату, прошла к зеркалу и застыла. Справа от него, в проёме, висело длинное свадебное платье. Моё платье. Корсаж был отделан кружевами, струящаяся ткань юбки задрапирована тонкой сетчатой тканью. На вешалке висит нитка маминого жемчуга, который она одолжила мне для венчания.

Я провела по подолу рукой, пропуская сквозь пальцы шелковистую прохладную массу. Сняла с крючка, полюбовалась. В открытое окно светила полная луна, делая и платье, и мою кожу чуть голубоватой. Это было очень красиво.

Я полюбовалась на себя в зеркало, а потом быстро скинула пыльное дорожное платье и осталась только в панталонах, чулках и нижней сорочке. Приятная ткань скользнула по моим рукам и вот я уже надела моё венчальное платье — я всё-таки буду невестой, как и собиралась. Потом сняла с левой руки и покрутила перед глазами кольцо, которое Анатолий Иванович подарил мне на помолвку полгода назад. Надела его на безымянный палец, как жена, повертела, ловя отблески луны на гранях бриллианта. Я так мечтала увидеть обручальное кольцо на этом пальце!

Затем пришёл черед жемчуга. Холодные капельки обвили мою шею тройной тяжелой нитью. Я подняла руки к волосам, любуясь своим отражением в зеркале. Вынула шпильки, и кудрявая серебристая масса упала мне на плечи, покрыв плечи и спину. Фаты нигде не было видно — но я уже нравилась себе и так.

Я начала напевать марш Мендельсона и закружилось под него по комнате. Руки то взметались ввысь, то опадали. Я запрокинула голову и захохотала. Услышав на лестнице шаги, я быстрее лани взлетела на подоконник и прыгнула в открытое окно. Почувствовала всем телом тяжелый удар о землю и острую боль в шею. Последним отблеском сознания увидела со стороны распростёртую на земле белую птицу с неестественновывернутой головой. Над ней, в окне второго этажа, виднелась тёмно-рыжая голова Вареньки. А потом наступила темнота.

Я закричала и рывком села на диване. Открыла глаза и почувствовала мокрые ресницы. Пальцами начала ощупывать своё лицо и поняла, что оно всё в слезах. Руки дрожали. Где-то внутри сердце по-прежнему было похоже на месиво из кровавых осколков, а душа всё ещё была там, в яблоневом саду. В ушах всё ещё стоял протяжный крик Вари.

Дима сидел рядом и не спускал с меня глаз. В его руках было полотенце, а выражения его глаз я не могла рассмотреть из-за темноты.

— Я убила себя, Дима, понимаешь, — всхлипнула я. — Убила!

Закрыв лицо руками, я раскачивалась взад и вперёд, бормоча только это слово — «убила». Дима присел ко мне на диван, осторожно обнял и спросил:

— Как твое горло?

Я замолчала.

— Хорошо, а что не так?