Книга Наследница жрецов, страница 27 – Анастасия Миллюр

На том же самом уроке Алоис отчего-то решил написать мой портер. Картина была странной, ведь позади меня была мужская тень, и все краски фона были алыми и черными. И вручил он мне это со непривычно угрюмым выражением… Но тем не менее, к вечеру уже каждый знал, что Алоис выбрал меня как натурщицу. И это оказывается, тоже многого стоило. Как оказалось, его дядей был один из самых великих художников мира, чьими картинами восхищалась и я. Так вот он с раннего детства прививал мальчику понятие красоты, и привил ему его настолько хорошо, что юноша просто перестал обращать внимания на некрасивых людей. А если он изображал кого-то на портрете… Значит красота этого человека была исключительной… Оцененной по достоинству тонким ценителем прекрасного.

И хотя я не видела в своей внешности ничего исключительно, и вообще полагала, что он проспорил эту картину кому-то из Шести, но после того, как портрет обосновалась в нашей выстуженной ветром комнате, я стала замечать на себе все больше заинтересованных мужских взглядов.

— Леди Эспакте? — услышала я.

Вернувшись из своих мыслей на землю, я увидела перед собой юношу, с которым, кажется, ходила на высокую литературу. На его губах цвела застенчивая улыбка, он мял в руках платок, и в целом выглядел очень мило. Но почему при взгляде на него перед глазами вспыхивал образ совершенно другого человека? Человека с вежливой улыбкой и отстраненно-доброжелательным взглядом, за которым таился готовый взорваться вулкан? Человеком, который устало потирал переносицу, глядя из-под полуопущенных ресниц или чуть приподнимал бровь в ответ на мою колкость?

— В-вы… Вы не против? — снова вырвал меня из плена образов и мыслей бедный юноша.

— Что, простите? — слегка нахмурившись спросила я.

— Вечером в литературном классе мы… Мы… Я и мои друзья… Конечно же, там будут и другие леди… Я имею в виду… Я хотел сказать…

Я чуть приподняла брови, стараясь не потерять мысли за его путаницей из слов.

Юноша же, окончательно разволновавшись, опустил голову и быстро выпалил:

— Мы будем читать свои сочинения, выне против прийти?

— Я подумаю над этим, — вежливо ответила я и, кивнув, обошла его.

— Сегодня… В шесть часов вечера! — донеслось мне в спину. Вслед за тим послышались смешки и перешептывания.

Я дернула плечом.

Мне было все равно. Смеялись ли его друзья над ним, что он таки пригласил меня, или они смеялись надо мной. Чуть надменная улыбка и приподнятый подбородок исправят любую ситуацию.

Когда я заворачивала в коридор, прямиком ведущий в комнату Рейгана и Николаса, то ощущала как во мне зреет какое-то нехорошее ощущение. Словно мне нужно развернуться и пойти обратно. Я грешила на свои не в меру разбушевавшиеся чувства, но, когда завернула за угол и увидела дверь в их комнату, поняла, что надо было прислушаться к себе.

На пороге, привалившись к косяку стоял Николас, и безразличию на его лице можно было только подивиться, а вот перед ним, вполоборота ко мне, находилась некая незнакомая леди. Ее волосы цвета меда мягкими волнами спадали до поясницы. Широкая юбка подчеркивала тонкую талию, а белая блуза с жабо ненавязчиво просила обратить внимание на хрупкость плеч.

Еще до того, как я услышала разговор этих двоих, я поняла, кто она. И это понимание горечью осело в горле.