Книга Жертвы обряда, страница 146 – Маргарита Боулес

Когда мой запас сказок истек, я пошарила в книжном шкафу Архангела и, к своему удивлению, отыскала множество достойных произведений. Среди свитков и древних талмудов стояли томики хорошо знакомых мне писателей, но внимание привлек Лавкрафт. Ужасы. Да, сейчас самое время пролистать парочку жутковатых новелл, ну а звук дождя и тусклый свет догорающей свечи способствовали погружению в мрачную и мистическую атмосферу.

Взяв книгу в руки, я принялась читать вслух небольшие рассказы. Иногда замирала, бросая грустные взгляды на любимого мужчину и размышляя о том, что чувствуют люди, родные которых находятся в длительной коме. Сначала в сердцах живет надежда, и они всячески хватаются за нее, обещая боротьсядо последнего. Но постепенно вера истончается, слезы иссушаются на глазах, а затем наступает горькое осознание случившегося.

Разум твердит одно, а душа продолжает верить. Верить в обыкновенное чудо, а может, и в Бога… Или во все сразу, хватаясь за любой эфемерный шанс?

Но рано или поздно хватка ослабляется и на смену надежде приходит принятие неотвратимости, невозможности изменить реальность, и годы пролетают в ожидании новостей. И вообще не важно каких: хороших или плохих, лишь бы сдвинуться с патовой точки, однако… лучше хороших, поскольку вера, надежда и любовь умирают и покидают тело вместе с душой.

Именно триада вышеупомянутых чувств сильнее всех на белом свете. Ради и во имя их люди совершают подвиги, преодолевают преграды и достигают высот. Любимого я готова была ждать столько, сколько потребуется.

Внезапно прогремел раскат грома. Я вздрогнула и подпрыгнула на стуле, а к чтению вернулась без прежнего энтузиазма, ведь описываемые Лавкравтом ужасы оказались даже ближе, чем он мог предположить.

Мне вовсе не обязательно читать о них – достаточно протянуть руку или обернуться…

* * *

Однажды ночью у нас случилось происшествие: молния поразила близстоящее дерево, которое упало в комнату Архангела. Я не успела и глазом моргнуть, как на полу уже валялся огромный ствол, заслоняя собой чуть ли не все помещение. Ветки покачивались, а с листьев стекала вода.

От испуга я выронила книгу и забыла, что нужно дышать. Вспомнила, лишь когда прибежали Вилли и Маршал и оценили масштабы бедствия. Нам понадобилось несколько часов, чтобы очистить комнату от битого стекла и убрать дерево.

Жаль, здесь не имелось подъемного крана, и Маршал был вынужден распиливать ствол пилой, скидывая бревна на землю.

– Давно уже такой погоды не было, – пробубнил мохнатик.

– Серость, тьма и морось, – согласился с другом Вилли и зевнул. – Противно и мрачно, аж в сон клонит.

Я согласилась и тоже зевнула, вторя коту.

Велиал появился неделю спустя и пару часов молчаливо сидел со мной на полу в башне Архангела, опершись спиной о кровать. Мне велел устроиться на подушках и не морозить девичьи внутренности, которые нуждаются в бережном и заботливом обращении. Да-да, так и сказал, а я не спорила. Видать, головой сильно приложился, раз позаботиться решил.

– Начинаю ненавидеть дождь. – Мысли обрели устную формуи потекли наружу. Мне требовалось выговориться. – Раньше я любила такую погоду. Считала, что в мареве скрываются монстры и чудовища, а стоит лишь протянуть руку, коснуться белесой дымки – сработает магия и откроется иной, таинственный мир. Впрочем, я и дотронулась, открыла свой, – припомнила озеро и тоскливо вздохнула. – Но сейчас туман ассоциируется с неизбежностью, невозможностью что-либо изменить и исправить.