Книга Проклятие Айсмора, страница 194 – Ольга Зима, Кира Гофер

Сдернув с себя накидку, она набросила ее на Бэрра, опустилась на колени и, откинув со лба растрепавшиеся волосы, изо всех сил потрясла за плечи.

Но Бэрр все не приходил в себя. Ингрид никак не могла разрушить стену безмолвия и бесчувственности, которой он отгородился от всего мира. И от нее тоже.

Она отложила альбом, вздохнула… Провела пальцами по колючей щеке, улыбнулась и легла рядом с ним. Прижалась изо всех сил, обняв его, обхватив руками и ногами. Холод его тела леденил даже сквозь тонкую ткань платья.

Вскоре Бэрр застонал, закашлялся, медленно и тяжело приходя в сознание. Недоуменно уставился на нее, видимо, не понимая, ни где он, ни что происходит.

«А что я делаю тут: ночью, на ледяном камне, в обнимку с мужчиной,который мною пренебрег?» — пронеслось в сознании, и Ингрид дотдернулась.

Тело сработало быстрее мысли, и Бэрр тут же сомкнул руки на ее спине, крепко прижав к себе. У него по-прежнему теснило грудь, но вот так, чувствуя ее обжигающее тепло, можно было жить и дышать хоть немного.

Ингрид! Живая, горячая Ингрид здесь, на крыше ратуши, рядом с ним, согревает его своим телом. Немыслимо, невозможно! От него все только хотят чего-то: службы, денег, страстных объятий… Все, кроме отца и брата. Они любили его просто так — ни за что — не всегда понимая и одобряя. А Ингрид… Бэрр не знал, что и думать, но обнимал ее, не отпуская. Не понимал с того самого дня, как, разоткровенничавшись, приоткрыл ей душу — и испугался до полусмерти. Испугался, что она увидит в нем страшное, а увидев, отвернется. Но Ингрид словно верила совсем в иного Бэрра. Защищала его, одна против всего города. И спасала сейчас.

Сердце болело, что-то мучительно кололо в нем… Сейчас оно замрет, и все кончится наконец. Но Ингрид, перестав вырываться, всхлипнула, положила голову ему на грудь, вжалась мокрой щекой — и боль исчезла. А может, растаял кусочек льда, в который когда-то, давным-давно, превратилось его сердце.

Снежинки

Грезой в сентябре,

Морозным цветом ранят небо.

И в эту призрачную небыль

Я добегу по ним к тебе.

Пройду я

По твоим мечтам,

Что клал мне под ноги когда-то.

Забыв про холод и утраты,

Я не сомну их, не отдам.

Я только…

Пусть еще хоть раз,

Щеки твоей коснусь улыбкой.

Туман раздуют тало-зыбкий

Ветра любимых темных глаз.

И заметут мои следы,

И унесут мои надежды!..

Останусь я одна, как прежде,

Среди колючей пустоты.

Пусть режут ноги кромки льдинок,

Я снежный соберу букет.

Мечты прекрасней в мире нет…

Быть может, нет и половинок.

Ингрид с трудом подняла его, отяжелевшего, замерзшего. Бэрр едва нашел в себе силы уцепиться за её плечо. Воздух становился все холоднее, пар шел изо рта — настоящий осенний вечер на пороге зимы — и Ингрид поняла, что, если не найдёт способа утеплиться, далеко от ратуши они не уйдут. В то же время, размышляла она, пока брела к ступеням, показываться айсморцам не стоит: Бэрр слишком слаб, а его слава слишком темна, чтобы этим никто не воспользовался.

Спускаясь по лестнице, Ингрид ни о чем не могла думать: узкий, крутой спуск и едва держащийся на ногах спутник приковали её внимание намертво. Бэрр тяжело навалился на ее плечо и, кажется, жалел, что вообще поднялся: дыхание вырывалось с хрипом, ноги не гнулись, а силы таяли очень, очень быстро. Впрочем, когда они преодолели распроклятый архитектурный изыск, дело пошло бодрее, а у Ингрид родился план.