Книга Мачеха Золушки - попаданка, страница 250 – Мария Максонова

Еще рассказывали, что при Афинасии была служанка, не принявшая постриг, но жившая в монастыре на послушании. После смерти девушки она присматривала за ее сыном. Вероятно, это была та самая няня, которая приходила раскрыть глаза на подлость брата Ванессе. По сути, именно она стала его воспитательницей и единственным по-настоящему родным человеком после смерти матери. Она прожила в монастыре все время, пока мальчика не отправили на обучение.

— Добрая она была, приветливая, кроткая. Мы-то нет-нет, да пожалуемся на свою судьбу, на родителей или на... другие обстоятельства, которые заставили в монастырь уйти. А Афинасия нет, молчала все и плакала, — рассказывала подруга покойной, монахиня. — Но и не одергивала, сочувствовала каждой. Есть у нас такие, кто говорил, что могло быть хуже, что судьба сжалилась над нами, раз в монастырь попали, — монахиня проводила неприязненным взглядом другую женщину в черных одеждах, с важным видом прошедшую мимо. — А Афинасия не такова была. Все чувствовали, что у нее, может, судьба и посложнее прочих была, однако же она и не роптала, и других не осуждала, жалела даже. За то ее все любили: и послушницы, и монашки старшие, и воспитанницы. Настоятельница прежняя очень ее привечала, любила, чтобы Афинасия при ней была: нитки при вышивании подавала или святые книги читала. Пела она тоже хорошо в храме.

— А вы не помните еще кого-то, кто ее знал? С кем бы я мог поговорить? — уточнил я.

Монашки переглянулись, пожали плечами:

— Настоятельница прежняя умерла уже, вон в склепе упокоилась.

— Мы даже думали, что, если бы Афинасия не умерла, быть бы ей преемницей настоятельницы, — добавила вторая женщина, но тут же осеклась и потупилась, будто сказала что-то не то.

— В те годы в послушницах вот мы ходили, но мы с Залинией с Афинасией больше общались, — кивнула женщина на свою товарку.

— Паруния еще, — добавила вторая, но тут жепоморщилась, — да только они отчего-то почти не общались.

— А из воспитанниц? Вы сказали, что воспитанницы к ней тянулись, — предположил я.

— Ну, да, Афинасия же совсем молоденькая была, воспитанницам в сестры годилась. Да только они ж выпустились уже, замуж вышли и разъехались из монастыря, — развели руками монашки.

— И все же я хотел бы записать их имена. Дадут боги, смогу найти их в столице.

— Ну, ладно, записывайте, — кивнула монашка и принялась вспоминать. К сожалению, имена этих юных леди мне ни о чем не говорили, в основном, в монастырях воспитывались очень небогатые дворянки, чьи родители не могли нанять приличных гувернанток и учителей и не справлялись с воспитанием сами или хотели избавиться от неудобных детей, например, при повторном браке вдовцов. Но я все же методично записал все имена в блокнот, всего их оказалось пять.

— И еще леди Макристор, — добавила, подумав, монахиня.

— Макристор? — эхом отозвался я, сперва мне послышалось «Макрис» — как у матери Макнафера, но нет. Возможно, родственный род?

— Да, — кивнула монахиня.

— Нашла, кого вспомнить, — прошипела вторая недовольно.

— А что не так? — не понял я.

— Так как же, она же... — начала первая.

Но вторая ее прервала:

— Мы сплетен не распространяем, — и скрестила руки на груди с воинственным видом.

Я вздохнул и заставил себя ласково улыбнуться:

— Я понимаю, в этой обители собрались истинно верующие в богов леди, мысли которых посвящены только святости, а сердца наполнены чистым светом божественного благословения. Но мы люди простые, живем на земле и вынуждены замаливать ошибки свои и чужие, пытаться заглаживать их последствия. Простите мою настойчивость, но я только недавно узнал, что мой брат мог стать виновником горестей, что постигли несчастную девушку, которую вы знаете под именем монахини Афинасии. Я хотел бы загладить вину если не перед ней, то перед ее памятью, может, и вы помолитесь за ее посмертие, — несколько монет скользнули в мою руку, а затем аккуратно упали в карман более болтливой монахини. — Помяните ее память.