Книга Телохранитель для дочери генерала драконов, страница 25 – Мария Лунёва

Рвано выдохнув, попыталась плотнее укутаться в ту тряпку, что мне выдали.

— Осторожнее, справа! Не увязните колесами! — От громкого окрика я вздрогнула и зажмурилась.

Уже знала, что для меня обозначало это их "Увязните". Грубо вытащат вместе с клеткой и поставят на сырую землю в лучшем случае. В худшем — в мелкую лужу. Сглотнув, я мысленно взмолилась, чтобы возница на сей раз проявил расторопность.

Лошадь заржала, телега дернулась, проехала еще немного, явно замедляясь, и встала.

— Я кого предупреждал! — прокричали рядом. — Что ты за осел такой? Там ось и так еле живая, если что — сам чинить будешь. Останавливаемся! Разбиваем лагерь, посидим здесь денек.

— Мяса нет!

— Так иди и добудь!

— И соберите воды, бурдюки пустые.

Вокруг меня все завертелось. Мужчины, несколько женщин такого вида, что жутко становилось. За те дни, что я безропотно сидела в этой клетке, успела изучить своих похитителей.

В основном — перевертыши. Оборотни в худшем своем проявлении. Немытые. Волосы в мелких колтунах. Одежда — старье, которое от грязи стояло колом. Банда или свора, как они сами себя называли. А по мне обычные разбойники с большой дороги. Отправь мой отец своих людей, они бы отбили нападение без особого труда.

Наемники же... Те никогда не рискуют своими шкурами. Вот и бросили меня, чтобы их не зацепило.

— Выгружай девку!

— Опять ее таскать, пусть ногами идет... — Так драконесса же! Вдруг обернется?

— Да какая там драконесса? — В голосе говорившего слышалась явная насмешка, или даже издевка. — Она же пуста, и зверя там уже давно нет.

Услышав такое, вспыхнула возмущением и тут же осеклась, ощутив, как в душе разливается горечь. Нет, мой дракон все еще был со мной. Я ощущала его присутствие, смотрела через его глаза на этот мир, но... Он слабел так же, как и моя магия.

Совершив однажды оборот, я более не могла его повторить. Не хватало сил... Сжав ладонь в кулак, укусила фалангу указательногопальца, чтобы не расплакаться.

— Выпускай ее! Привяжи к дереву веревку и на шею петлю накинь, чтобы бежать не вздумала.

От этих слов душа заледенела. Шаги. Кто-то запрыгнул на повозку. Мне хорошо было видно старые грубые сапоги из мягкой кожи. У клетки остановился мужчина и присел на корточки. В поле моего зрения оказалось его лицо. Грубое, в щербинках. На губе глубокий шрам. Но страшным его делало не это — а глаза. А вернее, взгляд — жестокий, холодный, расчётливый. И если уж откровенно, то мертвый.

Он усмехнулся, обнажая крупные желтые клыки.

— А может нам не продавать тебя? — Он просунул руку между ребер решетки и, выдернув кулак из моего рта, сжал подбородок. — Красивая. Этого у вас, высокородных, не отнять. Еще, поди, и чистенькая. Жаль, что очень уж быстро становитесь потаскушками и идете по рукам.

Я собиралась с силами, хотела ответить ему, но не могла. Тело пробивала мелкая дрожь.

— Молчишь? — Он издевательски приподнял бровь. — Ну хотя бы не истеричка. В этот раз нам повезло. Твою предшественницу, визжащую магичку, пришлось удавить как котенка. Эта курва всю дорогу вопила, как умалишенная. Даже кляпы не спасали. Не выдержали. В канаве ее притопили, прямо мордой в лужу глубокую окунули, чтобы она, наконец, умолкла. Баба тупая! — Он сплюнул и снова уставился на меня. — Интересно, много ли за тебя дадут на невольничьем рынке? Как считаешь?