Книга Имя Кати, страница 35 – Павел Губарев

— И гитара сама играется? И видео само записывается, а потом рассылается девушкам?

— Лидочка просила ей показать.

— То есть ты как бы ни при чём?

— Да. Песни приходят сами. Люди приходят сами. Сами просят, самидают.

— Но играть-то ты сам учился?

— Пришёл друг с гитарой, показал аккорды. А потом как-то стало получаться.

Лёва пожал плечами и добавил:

— Так и должно быть, разве нет?

— Почему должно? — удивилась Катя.

— То, что получилось само собой, — это настоящее, — Лёва заговорил с уверенностью и энергией, которых Катя ещё от него не слышала. — А если вымучивать песню — искать ноты, подбирать аккорды, шарить в словарях рифм, — то получится ерунда. Искусственная, механическая, предсказуемая.

Произнося последние слова, Лёва трижды тыкнул в мясо бледной синтетической рыбы, как будто это она была во всём виновата.

— Ты уверен? «Крикнем солёным воздухом» — это неплохо. Прямо Дэвид Боуи. А вот «зимние тайные знания» — это как-то… — Катя поводила вилкой в воздухе, раздумывая. — Можно было бы и поискать получше.

— Найдётся само. Или не найдётся.

— А тогда что?

— Ничего. Ждать.

— Хм… ладно. Может, с песнями так и надо.

— Не только с песнями.

— То есть? — Катя перестала жевать.

— Надо учиться у деревьев. В Москве их почти нет. Да и в остальном мире не густо.

Лёва посмотрел на ГМО-горошек на Катиной тарелке. Горошек, наверное, не был виноват в исчезновении деревьев: он мирно вырос на плантации и никого не трогал. Но другие растения действительно когда-то расползлись с ферм и пошли завоёвывать города своими спорами, начисто вытеснив привычную флору за пару десятков лет. Ползучие побеги обвивались вокруг фонарных столбов и наползали на стены, растягивались по асфальтовым дорожкам, так что пешеходы спотыкались о них; зелёные плети накручивались на колёса припаркованных машин, давая газетчикам повод кричать о «гербопокалипсисе», а политикам — поднять на знамя возвращение деревьев в города. Впрочем, ни крики, ни заявления с трибун не помогли: деревья, окутанные травой, почти все погибли от нехватки света.

Лёва вздохнул:

— Когда-то обычных деревьев было много. Одних названий красивых сколько: тополь, ясень, берёза, клён… К-лё-ё-ён. Красивое слово. Как выглядел клён? Неважно… деревьев было много. Люди смотрели на них, учились.

— Чему учились? — спросила Катя с набитым ртом.

— Жизни. Ты стоишь, растёшь, никуда не спешишь. Приходит дождь, питает тебя. Всё, что надо, — под твоими ногами, осталось пустить корни.

— Но… стой. Тыне можешь быть как дерево. Это как-то даже… тупо. Да просто не получится.

— У меня получается.

— В смысле? У тебя тоже корни?

— Практически. Я живу всю жизнь тут недалеко. Ходил в детский садик, потом в школу — тут, в соседнем квартале. Потом мой детский сад снесли, а на его месте построили вот это.

— Офис?

— Ну да. И я стал ходить в офис. Видишь, само всё появилось. Встретил тебя. Что ты делаешь сегодня вечером?

Катя подумала, что, пожалуй, для него время действительно идёт по кругу: здания меняются, а маршрут — нет. Так всё и зациклено: день превращается в ночь, а потом снова в день, вдох — в выдох и снова во вдох, времена года сменяют друг друга по кругу, люди рождаются, умирают и снова рождаются. Интересно, что сказал бы Лёва, если бы узнал, что у неё в раздевалке лежит огромный рюкзак, набитый одеждой, который она сегодня потащит в Приют.