Книга Целительница из Костиндора, страница 140 – Теона Рэй

– Я понял.

– Повязки снимешь не раньше, чем через две седмицы. Рано еще их сейчас убирать. Теперь о Меланье… Отвар, что я ей должна, могу приготовить только я. Она об этом знает. Придется сказать ей, что я выжила, оставила лекарство и куда-то исчезла. Все. Пусть будет уверена, что отвар ей поможет родить, и пьет его как положено. Проболтается кому обо мне – я приду и заставлю ответить за это. Напугай ее, Петр. Или ребенок, которого она так ждет, или сплетни – нужно выбирать.

Я еще долго объясняла старосте, что делать, кому что говорить. Он запоминал, переспрашивал и кивал. Христине я помочь не могла: она слабая с самого рождения, обычная простуда без надлежащего лечения ее убьет. Но не в моих силах уследить за всем. Вот и теперь, пока я отсутствовала, что-то произошло, раз девочка снова слегла. Меня не было всего несколько дней! Это может продолжаться бесконечно, как бесконечно бабуля лечила Христину.

Потом, уже не боясь, япринесла из сеней мешок с добром, набранным у ведьм. Вытащила все пузыречки с лекарствами и ядами, выставила на столе под непонимающим взглядом старика и принялась откупоривать каждый. Мне понадобилось много времени, чтобы разобраться, чего я нахватала, не сумев прочесть ни одного ярлычка, а Петр не двигался с места.

Надо сказать, что я интуитивно выбрала все самое полезное. Выдержанной настойки из подснежников оказалось четыре пузырька – богатство, которым не могла похвастаться и моя бабушка.

Себе я оставила один, а три других, подумав, подвинула к старосте.

– Вот это – лекарство, которое может спасти и умирающего. Не во всех случаях, конечно, но… Трать его с умом. Больному нужно добавить в чай всего одну каплю. Христине, например, если она заболеет. Точнее, когда заболеет. Девочка на грани жизни и смерти, но, может быть, если она продержится еще несколько лет, ее организм окрепнет и уже не будет требовать пристального внимания. Настойка спасет от любого недуга, уверяю. А если нет, то значит, ничем нельзя помочь и умирающего нужно отпустить. Не стану учить тебя собирать травы и варить снадобья – на это уйдут годы, сам понимаешь. Я оставляю тебе то, за что моя бабушка продала бы душу.

Петр с подозрением прищурился.

– И не жалко тебе?

– Жалко. Но людей еще жальче.

– Этих вот. – Старик со смешком кивнул на окно. – После всей горечи, что они тебе принесли?

– Они прощены. Я хочу уйти с чистой совестью.

Я глянула в окно. Отсюда просматривались несколько домов и главная улица – почти половина деревни. Увидела Глафиру с лоханью, полной белья, во дворе дома напротив. Не ее дом, подселилась, наверное. По дороге брел Прокоп, свесив голову на грудь. Через каждые два-три шага он останавливался и оглядывался, будто ждал кого-то. Мимо пробежали ребятишки: Зоська, Пашка, Игнат, Ольга. За ними мчался, поднимая пыль пятками, Фрол.

– Я не была дружна ни с кем здесь, Петр, но это не значит, что мне все равно, что с вами станет. Запомнил все, что я говорила?

– Запомнил. Отвар для Меланьи когда будет готов?

– Сейчас сварю, если ты мне несколько дощечек принесешь.

Петр удивился, но спрашивать не стал. А я не могла приготовить лекарство для Меланьи без рун, но и объяснять старосте не стала бы. Все равно рецепт придется немного изменить: у менякроме подснежников и настоек в бутыльках ничего нет, и в лес идти я не собираюсь. Подснежников хватит, а настойки дополнят состав.