Книга Целительница из Костиндора, страница 75 – Теона Рэй

– Да это все Федька! Ничего, говорит, не случится. Мол, чешусь, но Матрене не передается, значит, не заразно.

Веркино признание оглушило раскатом грома. Я неверяще посмотрела в ее замутненное колдовством лицо и мягко забрала свой локоть из цепких пальцев. Никакого общения с деревенскими у меня не было ни раньше, ни теперь, но я и подумать не могла, насколько плохо знаю тех, рядом с кем живу. Все-таки сплетни и до нас с бабушкой доходили, иногда быстрее, чем до кого-то еще.

Почивший Федор был молчаливым, даже хмурым. Друзей не имел – так, приятелей. К Матрене неровно дышал с самого детства – все об этом знали. Любил ее страшно. А погляди-ка – с Веркой спутался. Ну а сама Верка? Мало того, что с мужем подруги закрутила, дитя от него родила, так еще и умудрилась Федора охомутать. Будучи замужем…

Я скользнула взглядом по домам – разрушенным, сгоревшим, уцелевшим. В Костиндоре проживает всего несколько семей, и я думала, что я их знаю. Сколько еще скелетов в их шкафах? И в чьих они точно имеются?

Верка взвизгнула, завидев Прокопа во дворе Петра. Тот вышел из дома, на ходу прощаясь со старостой. Обернулся на возглас, приветственно махнул жене, а потом заметил и меня. Взгляд его тут же сделался злым, испепеляющим.

– Мы так мило побеседовали с Анкой! – воскликнула Верка, когда Прокоп, встревоженный необычным состоянием жены, выскочил за калитку и бросился к нам.

– Побеседовали? – неверяще рыкнул он. – С ней?!

Он потянул Верку к себе, и та ойкнула, пошатнувшись. Я отпустила ее, отступила на шаг, а Верка принялась вытанцовывать на месте, хихикая.

– Ты что с ней сделала, тварина такая? – Испуганный Прокоп задрожал, прижимая к себе супругу. В его округлившихся глазах вспыхнула ярость.

– Дурмана в лесу надышалась, – бросила я. – Пройдет. Уложи ее спать, а после накорми бульоном и хлебом. И присматривай за ней. Она почему-то уверена, что Володька жив.

– Не смей произносить его имя! – прошипел Прокоп. – Что, думаешь, не заметил никто, как ты демонов призвала, а? Мои отец и сын погибли из-за тебя! Я-то видели всем расскажу. Видел, как почернели твои пальцы и завеса сразу ожила! Почти три десятка лет она о себе знать не давала, стояла тут стеной безмолвной, пока ты…

– Что – я? – крикнула я устало. – Что? Не оказалась на собственном суде? Не разозлилась на вранье? Что, Прокоп? Верка твоя с… – Я в прямом смысле слова прикусила язык, и из глаз брызнули слезы от боли. Господи, клятва же!

– Пшла отсюда, пока я прямо сейчас никого в известность не поставил. Петр-то вон он, в доме, скажу ему, что из-за тебя демоны пришли, и суд повторится. Людям не до тебя пока, им погибших бы оплакать да жилища восстановить, но будь уверена, что наказание ты понесешь.

Прокоп зыркнул на меня и потащил жену по дороге в неизвестном направлении. Не знаю, где они теперь живут: их-то дом сгорел.

Разозлившись в который уже раз, я ударом ноги отворила хлипкую калитку и взбежала по кое-как восстановленным ступенькам.

– Петр! – громко позвала я, не стуча в дверь.

Она тут же отворилась, являя мне изнеможенного старика.

– Я зайду? – спросила я и, не дожидаясь разрешения, обогнула ошарашенного моим внезапным появлением Петра.

В доме, провонявшем гарью и пылью, оказалось почти чисто. Только кое-где пол был присыпан опилками, оставшимися после починки крыши. В маленькой кухоньке на печи гремел крышкой горшок: капустная похлебка – судя по аромату, это была она, – закипела и стремилась выплеснуться через край. Застиранная занавеска на окне трепыхалась от сквозняка и плавно опустилась, когда Петр шумно захлопнул дверь.