Книга Поймать невидимую свинью, страница 3 – Наталья Филимонова

Наорская райская птица – создание невероятно чувствительное, с очень тонкой нервной системой. Она восхитительно поет, но от любых переживаний впадает в истерическое состояние,а то и депрессию. И теряет голос. А переживает она из-за всего подряд: плохой погоды, лишнего шума, случайно попавшего в корм камушка или из-за того, что ее давно не навещали и не восторгались ее пением. В общем, не самый простой в содержании питомец. Ей подойдет в хозяева какая-нибудь милая старушка, живущая размеренной жизнью где-нибудь в глуши и обожающая музыку. Главное, чтобы внуки той старушки давно выросли и, приезжая в гости, не вводили питомца в истерику.

У нас бедная райская птица живет от потрясения к потрясению и регулярно лечит истрепанные нервы в клинике. Ну и кто мог выпустить ее из изолированной палаты?

По полу гуляли перья, пух, чья-то выдранная шерсть… а еще там гуляли – точнее, метались – парочка рамидреху.

Рамидреху – это длинные-предлинные зеленые ласки с пятачками вместо носов. Их главная страсть – золото. А еще их шерсть используется во всевозможных целебных настойках. Наш торговый представитель ведьма Гунилла даже как-то пыталась подбросить этим двоим золотую монетку, надеясь, что они подерутся и во все стороны полетит драгоценная шерсть, которую можно будет очень выгодно продать. Но рамидреху у нас очень дружные, они лелеяли ту монетку по очереди… а вот сейчас катились по полу, кажется, пытаясь выдрать друг другу хвосты. Или отгрызть пятачки, сложно сказать.

А еще откуда-то доносились человеческие вопли и звуки, которые я не могла даже идентифицировать. Без сомнения, это вопил какой-то зверь, но мне никак не удавалось его опознать. Нет у нас питомцев с настолько противным и громким голосом, от которого даже уши закладывает! И это с учетом того, что он даже не в этом помещении! Впрочем, двери в приемный покой и операционную, всегда закрытые, чтобы не волновать пациентов, на это раз тоже оказались распахнуты настежь.

Лаборант Руперт в своем обычном белом (хотя сейчас – покрытом множеством разноцветных пятен и засыпанном какой-то пыльцой) халате подпрыгивал, поминутно оскальзываясь, по полу и воздевал руки, пытаясь уговорить райскую птичку спуститься и вернуться в свою уютную санаторную палату.

Переглянувшись, мы с профессором одновременно с двух сторон подскочили к клубку рамидреху и схватили каждый по пушистому зеленому хвосту. Хватать с другой стороны было небезопасно – эти пушистики милейшие создания, но клычки у нихна зависть всем вампирам. Слаженный рывок – и нам удалось расцепить поссорившихся зверьков.

– Превосходно! – простонал Руп, продолжая подпрыгивать. – Засуньте их… куда-нибудь! Только по отдельности!

Ощеренных ласок мы распихали по свободным ячейкам стационара и активировали артефакты, включающие магические перегородки.

Теперь можно было помочь Рупу ловить несчастную райскую птичку… но меня упорно манили эти звуки ада, доносящиеся из-за двери. Припомнилось, как я пыталась заглянуть через окно в дальнюю комнату – и меня снесло звуковой волной. Вряд ли в ветклинике есть два неучтенных пациента с таким голосом… и неужели я наконец увижу этого таинственного питомца?

Впрочем, не уверена, что такие разнообразные звуки может издавать кто-то один – лязг, как от несмазанной старой двери, скрежет ножа по тарелке, скрип пенопласта – словом, все то, от чего поневоле содрогаешься и покрываешься холодными топотливыми мурашками. Только на такой громкости, что можно еще и оглохнуть.