Книга Поймать невидимую свинью, страница 4 – Наталья Филимонова

Из-за всколыхнувшегося любопытства я даже почти забыла о причине своего визита. Но она напомнил о себе сама – удовлетворенным всхрюком из дальнего угла. Кажется, Фрося совершенно довольна сотворенным хаосом. Мы с профессором снова переглянулись, одинаково наклонились, растопырив руки, и принялись медленно приближаться к предполагаемому месту дислокации “милого поросеночка”. Вот сейчас мы изловим свинью, я победоносно унесу ее в гостиницу, а потом приду помогать наводить в клинике порядок. Должна же я извиниться за все эти разрушения? Постоялец, правда, сбежал не по моей вине, но я все равно готова ее загладить. А может быть, даже по доброте душевной свернуть шею тому, кто там так вопит! Наверняка мне все будут предельно благодарны.

Воздух возле моей руки шелохнулся, и что-то проехалось по локтю жесткой щетиной. Вскрикнув от неожиданности, я развернулась – только чтобы услышать дробный топот в направлении распахнутого дверного проема.

Ну… теперь у меня, кажется, и выбора нет. Судя по воплям, там и без невидимой свиньи всем весело и совсем нескучно. Но сейчас-то мы со свиньей присоединимся, и все поймут, как спокойно им было до сих пор!

Источник кошмарных звуков и воплей найти было несложно, хотя ветклиника не такая уж маленькая – в ней есть несколько изолированных палат и операционных, небольшое закрытое инфекционное отделение, приемный покой, лаборатория, кабинет главврача и еще несколько комнат, назначения которых я не знаю. Сейчас половина дверей вдоль коридора оказалась распахнута, и за всеми творился форменный бардак.

Но звуки отчетливо доносились из дальнего конца коридора – из той самой комнаты, куда меня никогда не пускали. И не помогали ни статус управляющей острова, ни умоляющие глаза.

Ни секунды не раздумывая, я ворвалась в комнату – и в первую секунду даже не поняла, что происходит. То есть, судя по летающему в воздухе пуху и перьям, а также общей атмосфере бедлама, невидимая свинья здесь уже произошла. А теперь здесь происходила… птичка.

Больше всего это создание походило на цыпленка – в том возрасте, когда цыпленок только начал оперяться, уже перестал быть милым пушистым желтым комочком, но еще не стал солидной приличного вида курицей. В этом возрасте, надо сказать, цыплята имеют крайне неказистый вид – облезлый и как будто полуощипанный. Единственным отличием от собратьев его меньших я бы назвала клюв – огромный, острый и на вид – стальной. А целом – курица и курица.

Только цыпленочек был почти с меня ростом. И именно он издавал все эти невообразимые звуки, от которых хотелось одновременно зажать уши и содрать с себя кожу, такие стада ледяных мурашек по ней бегали. Огромная клетка с распахнутой дверцей валялась на боку.

Птичка носилась по комнате, растопырив облезлые куцые крылышки и раззявив клюв, время от времени пытаясь вспархивать. Следом за ней с воплями носилась Карила, почему-то подняв руку с оттопыренным пальцем. В углу что-то довольно всхрюкивало. Вокруг было разбросано какое-то сено, ползали насекомые и валялись вдобавок какие-то неаппетитного вида кровавые ошметки. Впрочем, при ближайшем рассмотрении в них опознавались куски мелко порезанного сырого мяса.

– Потрясающе! – восторженно воскликнул заглянувший через мое плечо профессор, о котором я, признаться, подзабыла. – Великолепно!