Книга Вуаль судьбы, страница 70 – Джинафер Дж. Хоффман

— Эти шрамы ужасны, — и я говорю это со слишком большим количеством яда. В моей голове этопрозвучало как намек на то, чтобы заставить его открыться мне.

Вслух я произношу это с отвращением.

И то, как эти четыре слова разрушают его улыбку — я никогда себе этого не прощу.

Его лицо бледнеет, когда стыд душит его. Он потирает затылок, его взгляд устремлен куда угодно, только не на меня, затем он отворачивается и уходит.

Черт возьми. Я бегу за ним.

— Я не это имела в виду, — кричу я ему вслед, но он рвется вперед, мышцы на его спине напрягаются. — Кристен, подожди.

Я хватаю его за плечо, но быстро отпускаю, когда он отшатывается от меня.

Кристен натыкается на дерево. Он ловит себя на месте и прерывисто дышит. Его глаза темнее, чем буря. Он отклоняет свой торс в сторону от меня, проводит пальцами по волосам.

— Я хотела узнать о них, — говорю я, заполняя тишину.

Я делаю робкий шаг к нему и сокращаю расстояние между нами.

— Прости. Поверь мне. Я бы никогда не осудила тебя за твои шрамы. У меня много своих. Некоторые на моем теле. Но большинство в моей душе.

Он опускает свой пристальный взгляд на мой, и буря в его глазах рассеивается.

— Однажды ты сказала мне, что любишь шрамы.

Я колеблюсь, затем протягиваю руку и отталкиваю его плечо назад, заставляя повернуться ко мне грудью.

— Я должна, если хочу любить себя.

Его брови хмурятся, но он следует за движением моего толчка, привлекая мое внимание ко всем своим шрамам.

Вблизи у каждого из них разная глубина боли. Некоторые были неглубокими порезами. Другие с таким же успехом могли быть ножевыми ранениями.

— Ты говоришь это так, как будто тебя трудно любить. В его словах сквозит немного сарказма.

Я бросаю на него строгий взгляд.

— Осторожнее.

Он ухмыляется, но замирает, когда я кладу руку ему на грудь.

Я провожу пальцем по его шрамам, точно так же, как я делала с его иллюзорными чернилами, пока не добираюсь до единственной татуировки, которая не была фальшивой.

Без наслоения других татуировок рисунок становится более четким: сфера с меньшими кругами, разбросанными вдоль нее. Есть растушевка, чтобы сделать линию размытой, а затем несколько других кругов перекрывают основную часть. Если я смотрю на это достаточно долго, круги движутся, переплетаясь друг с другом, каждая линия имеет различный оттенок черного, самый верхний круг — самый темный и, вероятно,самый последний добавленный.

Я жду, что он ответит мне, расскажет о своих шрамах, но его тело замирает. Его дыхание становится резким под моими кончиками пальцев. Я обвожу круги.

— Что это значит? — я поднимаю на него глаза. Он задерживает дыхание.

— Чтобы объяснить это, мне пришлось бы объяснить все.

— Хорошо, что мы договорились, что ты сделаешь именно это, — замечаю я.

Он сглатывает и берет мою руку, прижатую к его груди. Он отстраняет меня от себя, затем поворачивается и продолжает идти обратно к крепости.

Мои кулаки сжимаются, но они расслабляются, когда его глубокий голос наполняет окружающий нас лес.

— Пойдем со мной, и я начну с самого начала, — говорит он, понимающе оглядываясь через плечо.

Я спешу догнать его, подстраиваясь под его шаг.

— Я всегда был Судьбой, — говорит он мне низким голосом. — Хотя я не знал этого, пока не умерла моя мать. Видишь ли, когда человек переходит от жизни к смерти, его сущность проявляется в нем.