Онлайн книга «Влюбленная, обреченная, заговоренная»
|
Ее вопросительный взгляд эксцентричный профессор, как всегда, истолковал по-своему. – Красивые картины, я тоже так думаю! Они все отправятся к реставратору, у доктора Фошёз наконец освободилось время. Он лучший в этой области. – Мхм, – нахмурившись, откликнулась Мона. – А что насчет твоей метлы? – Что? Профессор смотрел на нее огромными глазами, которые увеличивались в несколько раз из-за очков на носу. – У меня нет метлы. – Разве ты не сказала что-то про метлу? – Н-нет. Я спросила, не знаете ли вы подробности о ёкаях. – А-а-а-а! Ёкаи. Да-да. Японские духи. А ведь у нас здесь даже была одна такая. Возможно, до сих пор где-то и стоит. Мона испуганно огляделась: – Что, простите? – Я не смог отличить ее от остальных, – задумчиво наморщив лоб, Копролит обвел мутными глазами комнату. Потом почесал в затылке, из-за чего пушистые седые волосы закачалисьв разные стороны. Но когда из шевелюры донеслось возмущенное чириканье, он тут же извинился. – Профессор? – раздраженно позвала Мона. Каждый визит к якобы знатоку древних магических реликвий больше походил на путешествие в лихорадочный сон. – Ну, если тебе не нужен Хахаки-гами, то в чем тогда твоя проблема? – Хахаки… Эм… – Метелочные боги очень редкие! – Точно… Метелочные боги. Может, еще коврик? – пришла в отчаяние Мона. – О, коврик у меня для тебя найдется! – в восторге воскликнул старик и взволнованно хлопнул в ладоши. Прежде чем Мона успела еще что-то сказать, он юркнул в смежную кладовку и чем-то там загремел. Наверное, стоило просто уйти. Уже не в первый раз он о ней забывал и возвращался лишь через несколько часов. Однако она осталась стоять, словно парализованная, и чесала головку снова задремавшей Тиффи. Та крепко присосалась к свитеру Моны, и мокрая демоническая слюна потихоньку начинала просачиваться сквозь ткань. Свою последнюю соску малышка, к сожалению, слопала. Мона услышала приглушенное ругательство, потом смех, и, к ее удивлению, профессор Копролит с грохотом выбежал обратно. Тощей рукой он обхватывал зажатую под мышкой свернутую циновку. Потом быстро встал возле Моны и развернул соломенный коврик, из-за чего ведьма испуганно отпрянула. Перед ней закружилась пыль. Кто-то закашлялся. – А-а-а-а, поистине великолепный экземпляр, несмотря на проеденные мышами дыры! Но пока профессор говорил, кашель продолжался. Только сейчас Мона сообразила, что пыльный кашель исходил от самого татами. – Позволь представить – Боро Боро Тон, – гордо объявил профессор и указал на слегка извивающийся коврик. Затрещала связанная солома. – Дай мне поспать, старик! – Описать словами голос татами, японской циновки из рисовой соломы, не представлялось возможным. Он звучал именно так, как представляешь себе рисовую солому. Оттенок голоса, который обретал смысл, когда впервые его слышишь. Мону это настолько потрясло, что ее обычное вопросительное «Эм» свелось до какого-то совершенно непонятного звука. – Ты не видел метлу, старый друг? – поинтересовался профессор. – Отстань от меня с этим вонючим пучком хвороста. Он вечно все заметал под меня, жалкий ублюдок, вонючка! – Я все слышал! – раздался громкий возглас из угла комнаты. Началось настоящее безумие. Внезапно Мона оказаласьмежду седым профессором в дурацких тапочках, извивающейся рисовой циновкой и классической метлой, которая с шумом выскочила из стойки с совками, швабрами и чистящими средствами. В отличие от профессора Копролита у коврика и метлы было только по одному глазу. Между ними разгорелась словесная баталия на японском языке, и эти два представителя домашней утвари наверняка вцепились бы друг другу в глотки, будь у них что-то вроде шей или хотя бы рук. |