Книга Кузнец, страница 104 – С. И. Вендел

— Даже они иногда невыносимы.

— Конечно, — Фиа оглядела ее с ног до головы, без сомнения отметив, что платье немного сбилось набок. Эйслинн могла только надеяться, что из ее волос не торчало сено.

— С вами все в порядке, миледи?

— Да, — вздохнула она. — Просто устала. Думаю, я пойду спать.

— Ваша постель готова. Могу я…

Эйслинн махнула рукой в сторону гулянки.

— Нет, нет. Я справлюсь. Приятного вечера.

Кто-то этого заслуживает.

Фиа издала несколько протестующих звуков, но Эйслинн в конце концов вошла в темную, тихую палатку одна. Ее отец еще не пришел спать, и никто из их слуг не вернулся. Неважно, у Эйслинн была практика в том, как снимать платья.

Когда корсет был достаточно ослаблен, она смогла выскользнуть из платья, а затем рухнула на свою кроватку в одной сорочке.

Перевернувшись на спину, Эйслинн уставилась в потолок палатки, сердитая и несчастная, стараясь не отчаиваться.

Ее пальцы лениво описывали круги вокруг правой груди, и она могла поклясться, что та была теплее другой, воспоминание о его губах все еще жгло ее кожу.

Она заерзала на одеялах, перегретая, с неудовлетворенным желанием, царапающим кожу. Однако она была не в настроении доставлять себе удовольствие в походной палатке, когда ее отец мог войти в любое время.

Нет, она была в настроении, чтобы некий полукровка-кузнец удовлетворил ее похоть.

Судьба, что, если он все-таки решит, что я ему не нужна?

Именно поэтому он остановился и отстранил ее?

Будь уверена.

Она былауверена. Уверена, что хотела его.

Но по мере того, как ночь сгущалась и она прокручивала эти слова в уме, ей начало казаться, что, возможно, он имел в виду нечто большее, чем просто секс.

Эйслинн знала, что бы ни было между ними, это было нечто большее, чем просто физическое влечение. Она считала Хакона своим другом, и, по правде говоря, это было для нее важнее всего. То, что она хотела чувствовать, как его руки и язык касаются ее везде, было просто дополнительным благом.

Она не знала, к чему это может привести. Скорее всего, только к душевной боли.

Эйслинн не была похожа на Сорчу. Ее жизнь не принадлежала ей, она была неразрывно связана с Дарроулендом. Она не могла отдать свою жизнь.

Но ее сердце, ее тело — все, что она могла дать. Она так хотела отдать ему и то, и другое.

Если бы только он взял тебя, с сеном или без,— проворчала она себе под нос.

Судьба, что же ей теперь делать? Как заставить его понять?

Она боялась, что это значит снова стать храброй. Ночь действительно принесла перемены и обещание, но Эйслинн боялась того, что принесет утро. Сможет ли она все еще быть храброй при свете дня, дома в Дундуране, и взять то, что хочет?

Эйслинн не знала.

Однако, что бы она ни сделала, это было бы без помощи медовухи.

17

Я дурак.

Это было единственное, о чем Хакон мог думать, помимо трясины отчаяния, которая поглотила его в последующие дни. Он почти не видел Эйслинн, пока она и прислуга замка готовились к отъезду лорда Меррика с сэром Кьяраном и прощались с ним. Сам Хакон не спал до поздней ночи, чтобы убедиться, что лошади всех были должным образом подкованы, а каждая металлическая деталь блестела и была прочной.

Он надеялся, что после отъезда отца Эйслинн найдет время улизнуть, но в тех мгновениях, в которые он украдкой бросал на нее взгляд, она всегда была занята, уткнувшись носом в бумаги или слушая трех человек одновременно. Ему хотелось подойти к ней и разгладить морщинку ужаса между ее бровями, но без ее поддержки он не знал, что ему делать.