Книга Кузнец, страница 95 – С. И. Вендел

— Хакон, я… — Но что сказать? Как объяснить все, что она чувствовала?

Он бережно заправил прядь ее волос за ухо.

— Найди меня, когда сможешь, виния, — сказал он, склонившись к ней в ожидании последнего поцелуя. — Я буду ждать.

Она покраснела, улыбнулась сквозь нежность.

— Ничто не удержит меня, — прошептала она и, наклонившись, подарила ему этот прощальный поцелуй.

Заставив себя подняться, она позволила себе последний взгляд — как он сидит, прислонившись к дереву, сильный, спокойный, ее. Эйслинн послала ему воздушный поцелуй — и шагнула прочь из сада.

Ее сердце готово было разорваться от всего, что произошло среди роз. Но это пламя выжгло из нее последнюю усталость. Она почти бежала через замок, легкая, как ветер, озорная, полная жизни.

Она была всем.

Хакон глубоко вздохнул и прислонился спиной к дереву, все еще ошеломленный. Все обещания, данные себе,все время, потраченное на борьбу с собственными желаниями — и… она.

В одно мгновение все изменилось.

Он не мог с собой совладать — словно мчался с обрыва, стремительно погружаясь в одержимость ею, не замечая опасности и не способный остановиться. Потому что причина была до обидного проста: она была для него всем.

Пара,— взревел его зверь.

Он хотел ее — как свою. Нуждался в ней с такой жгучей силой, что все остальное теряло значение.

Связь уже начала формироваться — с того самого момента, как она впервые переступила порог его кузницы. Каждый прожитый день приближал его к ней. Каждый взгляд, каждое слово убеждали: она — его единственная. Ее свет, доброта, несгибаемый дух — все это неумолимо тянуло его к ней.

Поцелуй все еще жил на его губах, когда на сад опустилась ночь. Он не хотел шевелиться — будто любое движение могло стереть остаток этого прикосновения.

Он лелеял надежду. Так много надежды. И был полон решимости: это не был последний ее поцелуй, на который он осмелился претендовать.

Теперь ему нужен был план.

Его прошлое, его старая любовь — все это потеряло смысл. Все изменилось.

Она тоже это чувствует.

Это было все, что ему нужно было знать.

Сейчас имели значение лишь две вещи. Во-первых: она была его парой — та, к которой взывала и его душа, и зверь внутри. Он давно понял: она — все, чего он когда-либо искал в женщине. Было бы несправедливо — ни по отношению к себе, ни к кому-либо еще — пытаться найти это в другой, когда все его существо хотело только ее.

И он не собирался позволять такому незначительному факту, как его происхождение — кузнец-полукровка — встать на пути. Он заявит на нее права.

Во-вторых: он знал, что жизнь наследницы, а затем и сеньоры Дарроу, принесет ей лишь страдания.

Увидев ее, скорчившуюся на траве, бьющую себя в грудь в отчаянии — он едва не рухнул сам. Ничто не должно заставлять ее чувствовать себя такой униженной, такой сломленной.

Хакон больше не станет это терпеть.

Он наполнил бы ее жизнь только добром и радостью. Сделал бы ее счастливой, подарил бы такую жизнь, которая заставляла бы ее улыбаться. Она не заслуживала меньшего.

Он построит для нее на этой земле любую жизнь, какую она пожелает — свободную от обязанностей и слез.

Что же тогда ему оставалось?

Он должен былубедить ее, завоевать, оберегать — так, как раньше не позволял себе.

Хакон покажет, каким партнером он мог бы стать. Он заявит о своих чувствах всеми доступными способами, будет рядом, поддержит, откликнется на любое теплое чувство, которое она уже, возможно, испытывает. Он будет проводить свои дни, доказывая, что жизнь, которую они могли бы построить вместе, будет лучше той, что ждет ее как сеньору Дарроу.