Онлайн книга «Выбор»
|
Аксинья завизжала, ровно свинья, – и из горницы вылетела. – НЕНАВИЖУ!!! Устя на лавку присела, лбом к стенке прислонилась. Дерево прохладой утешало, ласкало, успокаивало. Ничего-то не поменялось. И тогда Аксинья ее ненавидела, и теперь… и опять из-за Ижорского? Дура… не стоит он того. Но как ей объяснишь? * * * Аксинья по коридору бежала в отчаянии, пока не уткнулась в кого-то большого, теплого, поневоле остановиться пришлось. – Ой… Варвара Раенская девушку перехватила, по голове погладила. – Что случилось-то, деточка? Аксинье того и хватило, слезы потоком хлынули. – Не любит он меня! НЕ ЛЮБИТ!!! Устинья ему надобна! Варвара девушку по голове погладила. – Что ты, деточка. Не плачь, не надобно, все хорошо будет. Куда там! Разрыдалась Аксинья так, что света белого не взвидела. И из глаз текло, и из носа… – Не нужна я ему-у-у-у-у-у! Почему-у-у-у-у?! Почему-у-у-у-у У-у-у-у-у-устька?! За что-о-о-о-о-о?! – Пойдем, детка. Посидишь, водички попьешь, в себя придешь… Боярыня Аксинью подхватила – и с собой повела. Там уж, в своих покоях, и водой отпоила, и пустырника налила, и спать уложила. И к пяльцам присела, мужа дожидаясь. Было у нее о чем с боярином Раенским поговорить, было. Муж да жена – одна сатана? Иногда одна. А иногда – и две сразу. Глава 10 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой Аксинья и Михайла. Михайла и я. Глупая влюбленность, гнусный любовный треугольник, который мне и рядом был не надобен. Неужто – потому? И Аксинья всегда его любила? А Михайла любил меня? И только я ничего не замечала, не видела? Понимать не хотела. Я Бориса люблю и любила и его одного видела, и Михайла меня не интересовал вовсе. Ежели попробовать вспомнить? А ведь он со мной разговаривать пытался, подарил что-то… я уж и не помню что. Цветок какой-то? Кажется, так и было. Я его уронила, пробормотала что-то – и убежала. Почему Михайла не попробовал поговорить со мной? Увезти меня? Хоть что сделать? А ответ прост. Нельзя со мной поговорить было. Нельзя. И на подворье я, считай, все время рядом с матерью, и в тереме царском тоже, при мне то Аксинья была, то Танька, а не то и боярыня Пронская. Понятно, к любому человеку можно дорожку найти. Только надобно, чтобы и человек с тобой поговорить хотел. Или чтобы не выдал тебя. И Михайла… Он сделал то, что я считала обычной подлостью. Он никогда не любил Аксинью, я это видела. Он кривился при одном взгляде на жену, он старался не дотрагиваться до нее лишний раз. А она тянулась, и светилась, и ревновала бешено. Когда мода пошла на иноземные платья, она первая в них наряжаться начала, выглядела жутко, но пыталась ведь Михайле угодить. Я-то думала, Михайла на ней женился, чтобы родным для Фёдора стать. Фёдор на одной сестре женат, Михайла на другой – подсуетился? Может быть… А могло и так быть, что Михайла ею пользовался… как заменой? Похожи мы, в темноте нас перепутать можно. А кровь одна. И сила… Ежели бы у Аксиньи она проснулась, сила была б одинаковая. Могла Аксинья догадаться? Могла. И потому Михайла с ней не разводился? Изменял ей, в имении запирал, поколачивал, когда хотел, троих детей сделал… и все равно меня в ней видел? И Аксинья знала? И ненавидела? Я попыталась вспомнить нашу последнюю встречу в той, черной жизни. Меня ссылали в монастырь. Я уже о том знала, понимала, что все кончено… что же я просила? |