Онлайн книга «Возвращение»
|
И без того хороша, бесовка! И преотлично о том знает! Гордится даже. Вот и сейчас прошла ровно мимо стенки, не поклонилась, благословения не попросила… как такое можно стерпеть? Царица ж! За кем боярыни с боярышнями потянутся? То-то и оно… – Безлепие творишь, государыня! Остановилась Марина, на патриарха посмотрела, словно на пакость какую. – Наново ты мне свои глупости рассказывать будешь? Успокойся, отче. – Государь на богомолье поехал, а ты, царица? Нет бы тоже в храм сходить, а ты… Марина только рассмеялась, глухо, гортанно. Другой кто о грехе подумал бы, патриарх же… не тот у него возраст, чтобы в грех впадать. А вот посохом бы ее огреть поперек хребта! Да добавить! – Господь меня отовсюду услышит. Ты-то чего, старче, с царем не поехал? Макарий крепче посох стиснул. Чего-чего! Тебе-то, змее, и не понять! У тебя и кости по утрам не болят, и кашель не мучает, и… и… список-то можно бесконечно продолжать, восьмой десяток уж пошел! Так поедешь в эту пору да и не вернешься. С болезнью сляжешь! А на кого Россу оставлять? Есть сменщики, да достойного никак не приглядеть! Нет в них силы душевной, огня нет! Не справятся они! Зар-раза! – Пойдем, государыня, помолимся. Ты о супруге, я о детях ваших, чтобы дождаться их успел, на руки взять… Марина глазами сверкнула: – Успеешь. Дождешься. Развернулась, черная прядь взлетела, рукупатриарха зацепила, тот ее сбросил, ровно змею, – и ушла. Бедра крутые алой тканью обтянуты, зад такой… талия – пальцами рук сомкнутых обхватишь… Как есть змея. Дождаться б царевича, окрестить. Там уж и помирать можно будет… * * * Николка Апухтин гостьюшек не встречал, не по чину то боярину. А вот супруга его на крыльце ждала. – Евдокиюшка, радость-то какая! А это старшенькая твоя, Устяша? – Растут детки, Танюша. Мы не молодеем, а они растут. А твоя красавица где ж? – Сейчас тоже выйдет, все уборы примеряет. Илюша с вами не приехал? – В палатах он сегодня. На службе царской. И супруг туда ж поехал… Татьяна Апухтина скривилась. Почти незаметно, но для Усти явственно. Словно досадой потянуло, как от кислого зеленого яблока, аж рот слюной наполнился. А вот так оно… Никола Апухтин хоть и боярин, а только не в Думе он. И советов у него государь не спросит, и в хоромы царские его отродясь не приглашали. Шубой не вышел. Или шапкой. А вот Заболоцкого позвали. И Таньку Апухтину досада разбирала. Где справедливость-то? Чего в той Устинье такого? Что в ней царевич углядел, чего в ее дочке нет? Та небось и бела, и румяна, и… и вообще! Лучше она! И сама Татьяна… Хотя тут ей лишь зубами скрипеть оставалось. Боярыня Евдокия хоть и старше возрастом, а выглядела куда как лучше. Пышная, статная, настоящая женщина, хоть спереди, хоть сзади поглядеть приятно. И обнять, и погладить. Самой Татьяне приходилось и юбки нижние пододевать, и в рубаху кое-что подкладывать. И все одно – муж ворчал, что тоща, как высохший мосол. А он-де не собака, костей не грызет. А что Таньке делать, когда она всю жизнь такая? Ни сзади, ни спереди… дрожжи хлебные не помогали, заговоры не действовали. В юности тоща была, в старости костлява стала. – Проходите, гостьи дорогие, мне из лавки винца принесли дорогого, франконского, сладенького. Можно себя побаловать [49]. – Благодарствую. – Евдокия лебедью проплыла, Татьяна наново зубами скрипнула, на Устинью поглядела. |