Онлайн книга «Предназначение»
|
Бывало такое. Не столь страшное, а все ж и города чуть не дочиста вымирали. И деревни… бывало! Макарий прошлый раз чудом спасся… – Тихо-тихо, владыка, обошлось же… – Устинья ему спину растирала, приговаривала что-то, и становилось Макарию легче. И правда, что это он? Обошлось же… – Что там случилось, боярин? Василий Репьев рассказывал, как докладывал, быстро и четко. – Мои ребята троих татей отвезли, заперли в домике с ковчежцем. Тати его в тот же день и открыли, четыре дня тому как. Первый из татей на следующий день заболел, второй еще через день, сегодня третий свалился. Орал он, в дверь стучал, выбить ее пытался, лекаря просил, умолял. Говорил, что жар у них, что слабость и озноб, что тошнота и рвота, а у первого сыпь пошла. Борис кивнул: – Значит, вот что было там. Устя, могло ли такое быть? Устинья лицо руками потерла, вспомнила. Монастырь чем и хорош, там много книг разных, и знаний в них тоже много. – Да, государь. Давно это было, еще во времена государя Сокола, кочевники заморскую крепость осаждали. В войске их чума началась, тогда полководец приказал трупы чумные через стену перебрасывать, и в городе тоже чума началась. Так и победили они…[12] То, что Борис сказал, при женщинах не стоило бы произносить, но Устинье не до того было. Она бы и похуже сказала. Смолчала. И без нее мужчинам плохо, чего уж добивать-то? И так сейчас все бледные, понимают, что рядом просвистело… Высказался государь, на боярина Репьева посмотрел, на Макария: – Василий Никитич, ты скажи людям своим, пусть еще дня три послушают, что тати орать будут. – Так, государь. А потом? – А потом им смолу привезут, масло земляное. Обольют они домик да и подожгут с четырех концов. И проследят, чтобы не выбрался никто. Патриарх о мощах заикнуться и не подумал. Пропадом бы они пропали, те мощи, вместе со всей иноземщиной паршивой! Повернулся к Устинье, поклонился земно: – Благодарствую, государыня. Уберегла нас от беды лютой, нещадной. Устя в ответ поклонилась: – Благодарствую, владыка, прислушался ты к словам моим, а ведь кто другой и посмеялся бы, и по-своему сделал. Вы все Россу от ужаса спасли, вам честь и хвала. Переглянулись, улыбнулись каждый своим мыслям, Макарий бороду огладил. – Промолчу я о крови твоей, государыня, не во зло она дана тебе. Устинья едва не фыркнула насмешливо, спохватилась и тоже промолчала. Так-то оно и проще, и спокойнее будет. * * * Яшка Слепень валялся, головы поднять не мог, жар такой был, что сказать страшно, сам он и шевельнуться уже не пытался. Да и ребята рядом горели в лихоманке, метались, Яшка уж все проклятия собрал на голову государя и боярина Репьева. О тех людях,которых сам убивал да грабил, не вспоминал он, и о семьях, которые лишал возможности выжить, последнее отнимая, и о детях… нет, не задумывался. Себя жалел, о себе плакался, свалила его эта хвороба! А ведь мог бы, мог удрать, а вот лежал, и цепи весили – не поднять, и боль тело ломала… Что с ним? Да кто ж его знает? Яшка то впадал в забытье, то выныривал из него, он и сам бы не протянул долго, но… Борису было страшно. И патриарху, и стрельцам, а потому… Шорох, с которым домик хворостом обкладывали да маслом поливали, Яшка не услышал. Приказы его в чувство не привели. А вот когда огонь полыхнул да пламя до тела его добралось беспомощного – Яшка в себя и пришел от боли нечеловеческой. На несколько минут, считай… |