Книга По ту сторону тьмы, страница 193 – Р. С. Болдт

Отпустив мои руки, Abuelaобхватывает ладонями мое лицо и, потянувшись, целует меня в обе щеки, после чего отстраняется. Вокруг нее клубится белый туман, угрожая поглотить целиком.

— Помни, amor. Не стоит себя недооценивать.

Затем она уходит, каким-то образом растворившись в тумане.

— Пора уходить. — Голос Роя заставляет меня обернуться, и я запоминаю этот момент. Запоминаю, с какой любовью и гордостью он на меня смотрит.

Светлая грусть. Вот что это такое. Но когда Рой протягивает мне ладонь, я без колебаний кладу на нее свою.

— Я люблю тебя. — Я с трудом сглатываю, у меня саднит горло. Слова вырываются с едва слышным шепотом. — Я люблю своего Роя.

Он быстросжимает мою руку.

— А я люблю свою Джорджию.

Когда он опускает вторую руку и кладет ее мне на живот, меня пронзает странное электризующее чувство. Затем меня окутывает ослепительный белый свет, и мое тело переходит от оцепенения к пронзительной, невыносимой боли.

Мне кажется, что каждый дюйм моего тела попал под мчащийся поезд, и я кричу.

Хриплые слова мужчины приказывают мне:

— Вернись ко мне, Рыжая!

В его голосе паника и отчаяние.

— Пожалуйста, детка. Вернись ко мне. — Моего виска касаются его губы. — Я люблю тебя. Я чертовски люблю тебя, Джорджия.

У меня нет сил ни говорить, ни открыть глаза. Изнеможение наваливается на меня с такой силой, что я отключаюсь.

ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

ДЖОРДЖИЯ

Дезинфицирующее средство.

Это я замечаю в первую очередь. Резкий запах дезинфицирующего средства. Затем раздается писк мониторов.

Мне требуется огромное усилие, чтобы открыть глаза, и сделав это, я понимаю, что нахожусь в больнице. Следующее, что я замечаю, — это мужчина, развалившийся в кресле, придвинутом как можно ближе к моей кровати. Он держит меня за руку, его глаза закрыты, темные ресницы опущены.

На долю секунды при виде Бронсона меня переполняет счастье. Но на меня тут же обрушивается реальность, принося с собой воспоминания обо всем том безобразии, которое положило конец нашим отношениям.

О тех жутких словах, которые мы сказали.

О застывшем в его глазах ужасе.

«Не знаю, что за дерьмовый карнавал ты тут затеяла, но я не собираюсь с этим мудохаться».

Высвободив свою руку из его ладони, я чувствую жгучую, пронзающую меня боль, и мой сдавленный стон пробуждает его ото сна.

Когда он понимает, что я отстраняюсь, то резко открывает глаза и вскакивает на ноги.

— Тебе нужна вода? Позвать медсестру?

— Почему ты здесь?

Он вздрагивает, как будто я отвесила ему пощечину, и на его лице проступает страдание. Но я не позволяю этому ослабить мою защиту. Я пережила изнуряющую боль предательства — черт, я даже умерла — и доказала, что могу это преодолеть.

И сделаю это снова. С ним или без него.

— Детка, я…

— Не называй меня так, — спокойно и отречено говорю я, как будто то, через что я прошла эмоционально и физически, лишило меня дара речи. — Не после того как ты так со мной обошелся.

Измученное. Толькотак можно описать выражение его лица. Наконец, он медленно кивает.

— Прости.

Он засовывает руки в карманы.

— Я заслужил это. И даже чего похуже. Знаю, что заслужил. — На его лице проступает серьезность. — Я сделаю все, что потребуется, Рыжая. Просто скажи мне, что ты…

— Уходи, — эхом разносится по комнате мое требование. — Пожалуйста.

Бронсон резко закрывает рот, и в его глазах вспыхивает то ли боль, то ли гнев. И, честно говоря, мне все равно.