Книга Прятки с охотником, страница 25 – Теона Рэй

— День. Может, два.

— Как понимать?

— Как хочешь, так и понимай. Не видишь, что ли, какая дорога.

— Ты впервые по ней почту везешь?

— Я и работаю-то первую неделю.

Больше он не говорит мне ни слова, а я скрываюсь под покрывалом и стараюсь заснуть. Лучше спать, чем пялиться в затянутое серым небо и бороться с воспоминаниями. Не хочу больше бороться с призраками прошлого. Из-за них неостается сил на настоящее.

День спустя мы прибываем в Уэлт-Пирс — так написано на дорожном указателе. Роюсь в памяти, вытягиваю из ее недр карту мира: Уэлт-Пирс, городок средних размеров, когда-то почти полностью заселенный нелюдьми.

Понимаю, что и из него мне придется уехать довольно скоро, потому что теперь он, скорее всего, пуст.

Так и есть. Почтовая телега натужно скрипит колесами, минуя одну улицу, вторую, третью. Ни души вокруг. В окнах двухэтажных многоквартирных домов не горит свет. Магазины, мастерские, ателье, аптеки — входы в них заколочены.

Я спрыгиваю с телеги, коротко благодарю почтальона и ныряю в арку между каменными строениями. На мне теплое пальто и хорошие овечьи сапоги — не замерзну. Жаль, шапку потеряла, но густота волос позволяет ходить без нее.

Ну и куда идти?

Осматриваюсь, вижу еще одну арку и шагаю к ней. На той стороне ничуть не лучше: заколоченные двери, окна, ни капли света. Только туман, густой как кисель, ползет по брусчатой дороге, делая мертвый город еще более зловещим. Повсюду витает запах гари, прелых листьев, сточных канав.

Но телега-то полная. В ней кипы писем, коробок, мешков. Раз сюда кто-то пишет, то и люди жить должны.

Взгляд утыкается в двоих мужчин у входа в бревенчатое здание. Присматриваюсь и вижу вывеску: «У Гашека». Ресторан? Трактир? Бегу к нему, молясь, чтобы у них нашлась для меня работа.

— Куда ты? — одергивает меня один из мужчин. — Закрыто еще.

Я отхожу в сторону. Не знаю, который час и когда открывается заведение, но идти-то все равно больше некуда.

Мужчины курят, над их головами клубится вонючий дым, негромко переговариваются. Один харкает и с ухмылкой говорит собеседнику:

— Видел бы ты, как они верещат. Так им и надо. Я бы вовсе гильотину на сожжение заменил.

— Зря, — отвечает второй. — Сожжение требует ресурсов, незачем на нечисть топливо тратить.

Я скриплю зубами, отвожу взгляд. Делаю вид, что рассматриваю храм, находящийся через дорогу. Он был красивым, наверное, а теперь обгоревший, с потрескавшимися стеклами. Только купол с изображением святых остался нетронутым, словно огонь до него не добрался. Не человеческий храм — в такие, как этот, раньше ходили гномы, верящие в какого-то своего бога.

— Как вообще жизнь в столице? — спрашиваеттот, что говорил о топливе.

— Стало намного лучше. Свободнее, что ли. Людей наконец-то на работу принимают, а то, сам же знаешь, что ни фабрика — так работники сплошь орки.

— Им тяжелый труд легче дается.

— Легче, а нам-то что делать? Я так свое место упустил, когда на него взяли одного из этих бугаев. Нет, с подписанием закона об истреблении особей жить намного проще стало…

— А че, когда назад? Надолго ты здесь?

— Хату сдам да уеду. Жалко оставлять, сгниет ведь без присмотра.

Я напрягаю слух. Мне бы не помешало жилье, а на первый месяц аренды деньги есть. Потом или заработаю еще, или двинусь дальше. Скорее второе.