Книга Наставница для наследника престола, страница 131 – Елена Романова

— Уделите время выдержке короля, он норовит бросится в драку.

Дверь захлопывается, а я просто опускаюсь на скамью, ощущая себя так, будто из меня вынули душу. Николас поднимает меч, но затем яростно бросает его на пол и чертыхается, на что мастер Йен неодобрительно качает головой.

— Он просто не может быть таким быстрым… проклятье… Закрытыми глазами… — разъяренно ходит Варлос по галерее. — Это невозможно! Я не ожидал! Не может быть!

— Может, — говорит Кайл, берет свой мундир и перебрасывает через плечо. — Я этому когда-нибудь научусь.

* * *

Нил Дериш уже топчется перед моей дверью, и я накидываю плащ — на улице ветрено. До городского госпиталя Гнемара около двадцати минут езды — судя по всему, там меня уже дожидаются маленькие пациенты, отобранные лордом Фулзом, главным королевским лекарем. Я получила от него записку, что Великий герцог наложил дополнительное ограничение, руководствуясь «исключительно разумностью», на количество детей, которым я могу оказать помощь. «Не больше десяти в сутки», — написал лекарь. А еще: «Исключительно под моим руководством, дабы не допустить вреда вашему здоровью».

К королевскому лекарю, кстати, прилагалось еще трое преподавателей и несколько подающих надежды слушателей. Бенджамин Фулз являлся аристократом, но даром не обладал, поэтому, встретив меня, лишь покривил губами, не особо понимая, насколько сильны мои способности.

— Его светлость особо подчеркнул, — говорит он, провожая меня в комнату, которую приготовили еще накануне, — чтобы я исключил любые ваши душевные страдания и моральный выбор. Поэтому я сам отобрал детей.

Помимо толпы докторов, одним из которых неожиданно стал доктор Норман, в комнату входит монахиня из храма Первородной. Она приветствует меня и замирает поодаль. Норман тоже склоняет голову в нерешительном полупоклоне. Я, кстати, не испытываю большой радости, видя его здесь.

Впрочем, вскоре я напрочь про него забываю. Первого малыша вносят на руках. Он совсем крошечный — не больше двух лет. Худой, изнеможенный, с серым лицом.

— Сюда. Срочно! — указываю я на кушетку.

В измученном теле ребенка едва теплится жизнь. Не знаю, что за коварнаяболезнь убивает его, да и плевать! Я просто отпускаю свой дар, наполняя им маленькое сердечко — чувствую, как жизнь бьет под моими пальцами.

Ребенок розовеет на глазах, делает глубокий вдох, раскрывает большие темные глаза и начинает реветь со страха! Да так громко и живо, что присутствующие застывают. А затем суется, подхватывают малыша на руки и передают по цепочке на выход.

— Святая Мать, — монахиня прижимает мальца к груди и выходит с ним за дверь, а следом вносит еще одного: — Скорее, леди… этот совсем плох!

И я больше не позволяю себе даже глаз поднять.

Сердце сжимается от жалости, а потом ликует от ощущения торжества.

Когда из комнаты уносят десятого, я чувствую усталость. Голова слегка кружится.

— Я могу попросить что-нибудь горячее и сладкое? — спрашиваю. — И посмотрите, есть ли еще дети? Я успею.

За все это время я не обращала внимание на присутствующих, а теперь поднимаю взгляд. Заставшие изумленные лица, вопрошающие и взывающие ко мне, как к чему-то непостижимому. Да и Норман теперь смотрит иначе — с благоговением. Господин Фулз тотчас отправляет одного из своих помощников за едой и горячим травяным чаем, а ко мне обращается с глубоким уважением: