Книга Тихая пристань, страница 64 – Анна Рогачева

— Не дави, щенок! — гремел он. — Ты с ним не борешься, ты его ведешь! Представь, что бревно — это пьяный мужик, которого нужно аккуратненько под ручку довести до порогакабака. Не тащи, а направляй!

И Петька, завороженный, ловил каждое слово. Степан оказался тем редким учителем, который не объяснял, а показывал. И в его грубоватой метафоре была та самая народная мудрость, которую не найдешь в книгах.

Работа пошла вдесятером. Теперь, когда за дело брался Степан, Арина могла позволить себе не стоять, надрываясь с топором, а заниматься стратегией и… собственно, шитьем. Заказы текли рекой. Слух о том, что «Арина, та самая, что пану упряжь шила, теперь и простым людям за умную цену работает», сделал ее самым востребованным мастером на три деревни вокруг. Она бралась за все, но установила жесткие правила: половину предоплаты, четкие сроки, и — что было самым важным — никаких чудес. Она шила чуть лучше других. Аккуратнее. Прочнее. И точка. Никаких светящихся узоров, никаких разговоров о «тепле от вещи». Просто качественная работа. Это было скучно. И потому — безопасно.

Лето достигло своего апогея. Воздух звенел от зноя и стрекотни кузнечиков. На их стройплощадке теперь стоял не просто сруб, а остов будущего дома: четыре стены, перевязанные матицей — потолочной балкой, на которую Степан, Петька и Гришка водрузили ее вчера с торжественным гиканьем, будто покоряли неприступную крепость.

Машенька, сидя в тени под навесом, «помогала» — обшивала свою куклу новым платьицем из обрезков ситца, которые Арина выделила ей. Она что-то напевала себе под нос, и Арина, украдкой наблюдая за ней, ловила себя на мысли, что это пение — первый по-настоящему беззаботный звук, который она слышала от дочери с того самого дня в ледяной избе.

Но покой, как и знойное марево над полями, был обманчив. Новости, которые приносил Гришка (теперь уже официально считавшийся членом их строительной бригады), были тревожны. «Сибиряка» так и не нашли, но паника, посеянная паном Гаврилой, давала всходы. В соседней волости по доносу соседа взяли старика-знахаря, у которого нашли сушеные травы «непонятного свойства». Его, правда, отпустили, но избу перевернули вверх дном. Слух о «колдовских узлах» материализовался в реальную угрозу для любого, кто выделялся хоть чем-то.

— Нам нужно закончить до осени, — как-то вечером сказала Арина, глядя на почерневшее от заката небо. Они сидели у тлеющего костра (теперь они могли позволить себе маленький, контролируемыйогонь — для ужина и для смоления дерева), кушая простую тюрю из хлеба, лука и кваса.

— До осени? — фыркнул Степан, разламывая краюху. — Ты с луны свалилась, зятьяновна? Крышу надо ставить, полы, окна, печь класть… Да мы к первому снегу управимся, и то если дожди не помешают.

— Нужно успеть до того, как эта истерия докатится до нашего села, — тихо, но твердо сказала Арина. — Пока наш дом — просто стройка, к нам могут прийти с вопросами. А когда в нем будет дым из трубы, когда на окнах будут занавески, а у порога — тыква… это уже частная собственность. Дом. Крепость. Ломать порог будет сложнее.

Степан посмотрел на нее, пережевывая хлеб. Его монетки-глаза сверкнули в огне.

— Думаешь, как стратег. Это хорошо. Но бревна твоей логике не подчиняются. Им подавай время, чтобы усесться.