Книга Дикая Омега, страница 116 – Ленор Роузвуд

Это длится бесконечно. Мир сужается до одного — горячей хватки её тела, до того, как она выжимает меня полностью, забирая всего.

Где-то на грани восприятия кровать проседает — Чума отходит. Но мне всё равно.

Я весь в огне.

В ней.

Когда последний судорожный спазм отдаётся в моих мышцах, я падаю на Айви, спутанный, мокрый, едва живой. Она цепляется за меня из последних сил, дрожит, прерывисто дышит, уткнувшись лицом в впадину между моей ключицей и плечом.

Некоторое время слышно только дыхание. Её. Моё.

Стучит её сердце — быстро, отчаянно.

А потом реальность начинает возвращаться — шорох простыней, поскрипывание пружин, приглушённые голоса внизу.

И Чума.

Его запах всё ещё в воздухе — холодный, чистый, ровный. Примешивается к тяжёлому, густому аромату секса и жара.

Я напрягаюсь. Низкое, предупреждающее рычание прорывается из груди. Быть связанным своим узлом… и рядом другой альфа…

Это делает меня… слабым.

Уязвимым.

Но я не могу его выгнать. Не пока Айви и я сплетены так.

И — что самое мерзкое — какая-то мелкая, подлая часть меня почти… благодарна ему.

Потому что, нравится мне это или нет — без него я бы причинил ей боль. Серьёзную.

И впервые в жизни… я, похоже, правда беспокоюсь.

Глава 40

АЙВИ

Глубокая, тянущая боль внизу живота напоминает: я всё ещё раскрыта до невозможного, распята на том альфе, который всё ещё заперт во мне узлом.

На Валеке.

Даже опустошённый, этот исполин остаётся тёплой, тяжёлой глыбой мускулов, нависающей надо мной, прижимающей меня к постели. Стоит лишь подумать об этом — и кровь во мне вспыхивает, и чрезмерная чувствительность снова собирается в одно: голод. Желание. Жар.

Жар уже не бешеный, не выжигающий мозг, как в самом начале. Теперь она стала как тлеющий уголь — стоит только подуть, и пламя взорвётся вновь.

И мысль об этом… должна бы меня ужасать.

Но вместо страха в животе нежно разворачивается волна удовольствия: меня снова будут разбирать по частям.

Снова. И снова.

Чума снимает маску — и чёрные, как воронье крыло, волосы рассыпаются по плечам. Его прекрасное лицо обнажается впервые за ночь. Я поднимаю взгляд к его необычным, светло-голубым глазам. И то, что вижу… заставляет меня вздрогнуть.

Уязвимость. Настоящая. Голая. Как будто он позволяет мне заглянуть в тайный щелчок между рёбрами. Этот опасный, непостижимый мужчина вдруг становится открытым, почти хрупким.

— Ты была такой смелой, маленькая омега, — шепчет он, и его голос ложится на моё потрёпанное сознание как мягкая повязка. — Такой сильной. Всё выдержала. Ради нас.

Его похвала накрывает меня тёплой, уютной волной. Я чувствую себя… любимой. Нужной.

Валек сильнее обнимает меня, притягивая к себе, и низкий рык поднимается в его груди. Но даже в этом дикарском, первобытном состоянии он терпит присутствие Чумы.

И я знаю — лишь ради меня.

Чума наклоняется, его дыхание касается моих губ, и я дрожу от одного ожидания. Первый лёгкий поцелуй — вспышка тока. Я растворяюсь в нём, утопая в нежности, которой никто никогда мне не дарил. Он целует так, будто поклоняется.

Когда я отвечаю ему, углубляя поцелуй, он встречает меня с такой же жаждой — трепетной и уважительной одновременно.

Я теряюсь между объятиями Валека и поцелуями Чумы. Мир сужается до двух тел вокруг меня. Двух разных стуж, двух огней.

Чума скользит ладонями по моему телу, будто изучает, вдыхает, запоминает. Я выгибаюсь навстречу, прося — без слов, без стыда. А Валек рычит одобрительно, пальцами лениво поглаживая мою талию, как бы говоря:«Да. Делай что хочешь».