Книга Дикая Омега, страница 119 – Ленор Роузвуд

— Очень рекомендую, — выдыхает Чума, целуя мою шею, убирая волосы с плеч.

Я запускаю пальцы в его длинные, чёрные пряди, наконец позволяя себе насладиться их шелковистостью. Такой контраст с грубой силой его тела.

— Кончи дляменя, сладкая омега, — рык Чумы обжигает кожу. — Я хочу это почувствовать.

Эти слова ломают меня.

Оргазм накрывает меня, выгибает, с силой сжимает его внутри меня. Я и не знала, что спаривание может быть таким… правильным. Таким ярким. Столько раз подряд.

Пока я трепещу в его руках, Чума пользуется моментом: он резко толкает меня вниз — и я вскрикиваю, чувствуя, как его узел проскальзывает внутрь. Первое мгновение обжигающе тугое, почти болезненное, но я уже знаю, как справиться. Я дышу. Я принимаю.

И он связывает нас.

Чума рычит у моего горла — низко, дико, так, что по коже бегут мурашки. Его руки сжимают меня крепче, прижимают к себе, его узел пульсирует глубоко внутри.

— Вот так, — шепчет он, его губы касаются моего виска. — Такая умница… берёшь мой узел.

— Она и правда умница, — хрипло добавляет Валек, проводя ладонью по своему уже напряжённому члену. — Такая хорошая маленькая омега.

Их слова обрушиваются на меня мягкой волной, разливаясь по груди тёплым, почти обжигающим светом.

Меня… хвалят.

Меня ценят.

Такого со мной не было никогда.

Меня никто и никогда не лелеял вот так — будто я делаю всё правильно, будто я не ошибка, не бракованная версия того, кем должна быть. В Центре Перевоспитания всё всегда сводилось к тому, что я делаю неправильно: как я «плохо подчиняюсь», как я «недостаточно покорна», «недостаточно гибкая».

Я слышала только упрёки. Только приказы. Только обвинения.

А сейчас…Сейчас эти альфы смотрят на меня так, будто я — нечто драгоценное. Бесценное. Их. И от этого в груди становится тесно… но впервые — приятно.

Но здесь… В объятиях Чумы, под взглядом Валека — тёмным, прожигающим, будто я самое манящее существо, какое он когда-либо видел, я впервые чувствую себя видимой.

Спустя секунды или вечность Чума задыхается, его тело напрягается, и он кончает с хриплым, звериным рыком, его семя бьёт высоко, наполняя меня рывками, каждый из которых я ощущаю до дрожи. Он утыкается лицом в мою шею — и в последний миг отворачивается, чтобы не оставить метку.

Валек срывается на глубокий, хриплый стон, и я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда его разряд пульсирует по его пальцам — густо, сильно, неудержимо. Его голова откидывается назад, ударяясь о спинку кровати, белоснежно-светлые волосы падают емуна скулы, на суровое, обострённое страстью лицо. Он выглядит как грех, воплощённый в теле воина. От одного вида по моему телу прокатывается новая дрожь наслаждения, и я сжимаюсь вокруг узла Чумы инстинктивно, будто моё тело само знает, как принять обоих альф, как откликнуться на их желание. Как принадлежать им — пусть и только в этот миг.

Я прижимаюсь лбом к плечу Чумы, вдыхая его запах — холодный воздух, цитрус, и что-то строгое, чистое, очень его. Это успокаивает. Привязывает. Заземляет.

— Я знаю, это было много, малышка, — шепчет он, поглаживая мою спину. — Но ты такая сильная. Такая смелая.

Его слова вызывают слёзы. Я столько лет слышала только о том, что я сломанная, бракованная— а теперь…Теперь меня хвалят за то, что я просто есть. Я прячусь у него на груди. Но Чума осторожно поднимает моё лицо за подбородок.