Книга Дикая Омега, страница 91 – Ленор Роузвуд

В груди вспыхивает иррациональный, хищный, звериный протест.

Стиснутое, собственническое рычание поднимается из глубины:

Моя.

Моя омега, моё пламя, моё…

Я сжимаю глаза. Силой загоняю этот импульс обратно, как гвоздь молотком.

Сейчас это не важно.

Сейчас есть только задача: сохранить её огонь. Удержать жизнь в её теле, пока не смогу вернуть ей силу полностью. Остальное не имеет значения. Не Призрак, стоящий в коридоре. Не моя извращённая одержимость.

Только Айви.

Я теряю счёт времени. Мой мир — это только звуки приборов и слабое движение её грудной клетки. Когда-то Валек исчезает, уступая место Виски — даже он тихий, как тень. Но я никого не вижу. Только её.

Следы боли уходят с её лица первыми. Цвет кожи возвращается — из мертвенного серого в розоватый. Инфекция сдаёт позиции. И только тогда я позволяю себе откинуться назад, чувствуя, как из меня вытекает последняя капля сил.

Я поднимаю взгляд на окно — первые лучи нового рассвета скользят по полу.

Новый день.

И она проживёт его.

Глава 34

АЙВИ

Я вскакиваю, резко приходя в себя, глаза распахиваются, и сознание возвращается в стремительном, дезориентирующем ударе. Несколько головокружительных мгновений я не могу понять, где нахожусь — резкий свет люминесцентных ламп, запах антисептика, ровный писк монитора, отслеживающего жизненные показатели.

А потом всё обрушивается на меня разом, с оглушающей, болезненной ясностью.

Миссия. Перестрелка. Валек в снайперском гнезде. Мой отчаянный побег через ледяную пустошь.

Призрак.

Дыхание застревает в горле, когда обрывочные образы последних дней вспыхивают у меня в сознании. Пронизывающий до костей холод той ледяной пещеры. Огромная тень, бесшумно сторожившая мой сон. Те бледные, беспощадные глаза, впивающиеся в мои, когда он, неуклюже, но бережно обрабатывал мои раны.

Меня пробивает дрожь, мурашки вздымаются по коже. Призрак был словно созданием из лихорадочного кошмара — живым сном, укутанным в тень и угрозу.

И всё же… он спас меня. Укрывал от лютой метели, защищал, когда остальные прочёсывали бурю в поисках меня.

Моя рука машинально поднимается к плотной повязке на бицепсе — тянущая, глубокая боль под ней напоминает, насколько близко я была к пустоте, к гибели, в тех безжалостных горах.

Шорох заставляет меня поднять взгляд, и сердце делает болезненный скачок, когда из тени выходит Чума.

— Проснулась, — его низкий, хриплый голос прокатывается по позвоночнику так, что я едва не вздрагиваю. — Как себя чувствуешь?

Я моргаю, с трудом собирая разрозненные мысли в хоть что-то цельное.

— Как будто мне в руку выстрелили, — бурчу, морщась от хрипоты в собственном голосе.

Чума тихо хохочет под своей жуткой маской.

— Тебе ещё повезло, что рука у тебя вообще осталась, — сухо отмечает он. — Если бы рана находилась необработанной ещё чуть-чуть — отнимали бы всю конечность.

Меня пробирает новая дрожь. Он прав — та пронизывающая, жгучая боль была хуже всего, что я когда-либо чувствовала. Будто кто-то раскалённым прутом проткнул кожу и кость насквозь.

Откинув тонкое одеяло, я пытаюсь свесить ноги с койки.

— Где мы? — сиплю, когда внезапная волна головокружения заставляет комнату опасно качнуться. — Мы вернулись на базу?

— Почти, — отвечает Чума, быстро пересекая комнату размашистыми, уверенными шагами. —Мы в особняке олигарха. Я организовал временную мини-клинику здесь, пока не стабилизировал тебя достаточно, чтобы транспортировать.