Книга Стажер Зеркального сыска, страница 11 – Юлия Гладкая

Вот в эту чашечку Митя и поспешил положить трофей, а затем метнулся к тазику омыть руки.

Он ожидал, что наставник отпустит колкость о его брезгливости, но Игнат Исаакович смолчал.

Утирая ладони рушником, Митя искоса поглядывал на мага, пока тот осторожно устраивал око в чашечке, направляя его зрачок в сторону зеркала. Казалось, что глаз лежит идеально, но маг все что-то поправлял, то наклон отражающей поверхности, то высоту чашечки, и Митя невольно залюбовался этой кропотливой работой. Наконец-то настройка закончилась, и маг, положив ладонь на отполированную столешницу, поманил Митю:

– Подите сюда, сейчас трансляция выйдет.

Сколько бы ни видел Митя, как происходит трансляция, а все же замирал каждый раз, как в детстве, когда ходил с родителями на окоматограф. Так же темнело в зале, и на огромном серебристом экране заезжий маг начинал показывать историю. Обязательно некий важный момент, в котором принимал участие тот, чьим глазом пользовались.

Митя знал, что лучшие фильмы выходят у тех, кто пережил, скажем, сражение, потому что тогда можно было увидеть все от начала до победного конца. Само собой, такие очи ценились, и служивые частенько расставались с одним глазом, обеспечивая себе безбедную старость.

Но случалось, использовали и глаза погибших, тогда трансляция обрывалась на драматическом моменте смерти. К сожалению, окоматограф записывал не более часа жизни своего владельца.

Митя почуял, как Игнат ткнул его в бок, и, прогнав воспоминания, не моргая уставился в зеркало.

Семен то ли встал затемно, то ли вовсе не ложился. Вот он снует в сарайке, переделаннойпод мастерскую. Меряет шагами устланный соломой пол. Поглядывает то в чертежи, на которых изображен ходок, то на стену, где примостилась неуклюжая черная коробушка с раструбом. Несколько раз подходит к ней, поднимает руку, касаясь рычага, но вновь отходит и все шагает и шагает кругами. Затем идет к печурке. В ней трепещется, играет огонь. Механик щипцами открывает задвижку, шевелит угли, будто ищет среди них что, проверяет. Семен смотрит, как огонь горит, долго смотрит, не моргнет. А после выводит ходока на улицу, садится и едет по делам. Да только рядом с бакалейной лавкой машина вдруг глохнет, дергается. Руки Семена тянут за рычаги, открывают клапаны – тщетно. Ходок вдруг сотрясается, а затем валится на бок. Валится медленно, и Семену бы выпрыгнуть, но механическое стремя, будто капкан, вдруг защемляет ногу. Он дергает ее, а все зря. Картинка резко западает. На зеркальце появляется предутреннее небо со слабой розовой поволокой, а затем все гаснет.

Митя шумно втянул воздух и только сейчас понял, что все это время не дышал.

– Да уж, да уж, согласен, – поддакнул Зеркальный маг, – чудное дело вырисовывается. – Он обернулся к Мите. – А что у нас с показаниями?

Митя молча протянул начальнику зеркальце. Осторожно приняв блестящий кругляш из рук помощника, маг положил его перед собой и, указав на зеркальце пальцем, использовал силу. Блестящий кружок начал медленно вращаться, как пластинка на граммофоне, и комнату заполнил голос покойного:

– Ходу, Захарко, ходу. Что ж ты, окаянный, так скрипишь? Я ж тебя смазал? А ладно, вечером еще гляну. Ну, нам бы к Любушке добраться, а то неспокойно на душе. Знал бы ты, брат, что за погань я давеча сжег. Кому скажи – в каземат запрут на очищение. Ну давай, ходу, ходу. Эй! Стой, да что ж такое. Стой, – в и без того взволнованном голосе появились нотки паники, – Захарко, окаянный, не кренись. Ну! Матушка-защитница! Да как так-то! Ногу, ногу отдай! Нет! А-а! – Крик оборвался, расползаясь по укромным уголкам комнаты. Ударяясь о хрустальные флаконы, шелестя книжными листами.