Книга В уплату долга, страница 54 – Екатерина Ромеро

Включаю свет и замечаю худую фигурку, лежащую на кровати. Взгляд сразу падает на красивые бедра, длинные ноги и аппетитную попу, едва ли шортиками прикрываемую. Майка тоже короткая, оголяющая шею и плечи. Похоже на пижаму. Сглатываю. Член уже встал. Зашибись просто.

Птичка повернута к стене. Не спит она нихрена. На мое появление быстро под одеяло забирается, закутываясь в него, как в кокон. Подхожу ближе.

– Повернись. Поговорить надо.

Ответом, конечно, служит тишина. Сжимаю кулаки так сильно, что те аж трещат. Из еще незаживших сбитых костяшек начинает выступать кровь.

По ее дыханию улавливаю, что волнуется. Илана прекрасно слышит меня, но смеет игнорить.

Руки так и чешутся наказать ее непослушную задницу, но понимаю, что нельзя ее трогать. Сейчасвот вообще нельзя, судя по словам дока. И волновать тоже нельзя, а то ребенка моего точно скинет.

Делаю глубокий вдох. Мне надо успокоится и перестать думать о ее теле.

– Илана, если ты сама не повернешься ко мне, мы все равно поговорим. Но тебе будет больно.

Пугалка действует безотказно. Птичка быстро поворачивается и я вижу, что за эти два дня она стала еще более худой. Синяки вон, реально уже сверкают под глазами красивыми. Проклятье!

Как же хочется мне ее хорошенько встряхнуть. Сбить спесь эту ее глупую, но куда там. Она шарахается от одного только моего вида.

Илана сидит, опершись о подушку спиной и подогнув ноги в коленях. Успешно сверлит пол глазами. Тень от длинных ресниц падает ей на лицо. Глаза снова красные, словно ревела она весь этот день.

Складываю руки в карманы. Нам надо поговорить. Нормально поговорить. Хоть один раз.

– Что такое? У тебя болит что-то?

– Нет.

Хотя бы отвечает жестами. Уже хорошо.

– Какого хрена ты не ешь?

– Я не хочу.

– Ребенок хочет. Что ты, как маленькая?

– Я не маленькая! Вы вообще обо мне ничего не знаете!

Набираю больше воздуха. Он мне сейчас ой как нужен. Она словно специально меня выводит. На прочность проверяет. Ведет себя, точно ребенок. Черт, да она и есть ребенок. Хоть ей и девятнадцать уже, Илана просто маленькая избалованная девочка. У нас пятнадцать лет разницы, и сейчас это особенно сильно ощущается.

– Илана, или ты говоришь, почему весь день ревела, или будешь сидеть тут до посинения. Под замком.

Выжидаю, но птичка молчит. Отвернулась от меня. Обняла себя руками, но в какой-то момент она начинает говорить. Жестами.

– Скажите, что тогда сказала врач на УЗИ? Что с моим малышом?

Ясно теперь, за что она слезы льет. За ребенка.

– Все нормально с ним.

– Не правда. Вы все мне врете!

Со всей дури бросает в меня подушку и начинает рыдать, закрыв лицо ладонями. Тут же ловлю эту чертову подушку и хочу уже придушить эту сучку ею, но меня сдерживают женские слезы. Впервые. Илана начинает реветь. Сильно, горько, заливисто.

– Илана, не плачь.

Нихрена не слушает. Рыдает так, словно я сейчас режу ее ножом, без анестезии притом. Ее плечи содрогаются от всхлипов, и я блядь, уже не знаю, как это остановить. Ее нельзя трогать, чтобы не навредить ребенку. Орать на неетоже нельзя. Наказать тоже. Сучка. Мне надо ее успокоить. Срочно.

Пытаюсь придать голосу все свое терпение. Сделать его менее резким, но выходит откровенно хреново.

– Успокоилась!

Ревет ничуть не меньше. Руками закрыла лицо. Чтоб меня не видеть. Проклятье. Подхожу вплотную, и перехватываю ее за запястья, чтоб видела меня. Хочу успокоить, но это срабатывает, как мина.