Книга Насильно твоя, страница 63 – Екатерина Ромеро

Хотела бы я, чтобы память можно было нарисовать на холсте, какие-то воспоминания восстановить, хотя бы что-то, но так нельзя, и это все чаще вводит меня в жуткую тоску и депрессию.

Мы подъезжаем к небольшому участку, и через тоненькие прутья забора я вижу кучу малышей на поляне, которые играют в снежки. Маленькие еще, года по два-три им будет. Забавные, такие смешные, в ярких разноцветных куртках и шапочках, точно птенцы.

— Это…

— Детский садик. Аня в красной шапке. Вон, видишь? Лепит снеговика.

Показывает мне, и я прилипаю к стеклу, замечая маленькую девочкус русыми волосами, которая сосредоточенно играет, держа под мышкой плюшевого зайца.

Рядом с ней няня Инна, и у меня сердце почему-то болит. Ведь это я должна быть сейчас на ее месте. Со своим маленьким ребенком. Играть с дочерью, гулять, проводить время.

Помнит ли Анечка меня спустя столько месяцев, я не знаю. А что, если нет? Если она забыла маму либо считает вот эту чужую тетю своим родным человеком?

От этой мысли слезы накатывают на глаза, и я опускаю голову. Сожаление. Как бы там у нас ни было с Волком, ребенка нашего мне жаль больше всего. Вот кто и правда пострадал во всей этой ситуации. Вот эта маленькая бусинка, которая теперь живет отдельно от мамы и отца.

— Хочешь подойти к дочери, Илана? — спрашивает Роман и осторожно берет меня за руку, вытирает враз покатившиеся по щекам слезы.

— Я… — порываюсь сказать «да», но в какой-то момент на выходе выдаю: — Нет. Я не готова. Мне так стыдно, но я ничего не знаю о собственном ребенке! — заключаю с ужасом, виновато смотря на Волка. Он коротко кивает, и мы просто уезжаем домой.

Не знаю, после этой поездки мне вроде становится лучше и одновременно накатывает безумная тоска. Что я за мать такая… лучше бы я язык жестов забыла, чем то, что любит моя дочь.

— Идем.

Волк берет меня за руку, и мы вместе проходим в детскую. Он достает одним махом все книжки, несколько альбомов с фотографиями, пододвигает ко мне два ящика с игрушками и садится на пол полубоком, опираясь головой о сложенные на коленях руки.

— Что это?— Это все принадлежит Ане. Она любит вот эти сказки. Про лисичку и царевну-лягушку. Вот этот сборник песен ей больше всего нравится. Вы часто пели вместе. Для меня. Ее любимый мультик — «Рапунцель». Анюта обожает вот эту игру с мыльными пузырями и купается вместе с уточками. Их должно быть ровно двадцать четыре штуки. Она всегда считает. У каждой свое имя даже есть. Анюта рано ложится спать и любит все розовое, а еще пони. Везде. На день рождения она ждет котенка. Белого, с голубыми глазами. Я уже заказал. Приедет, — выдает тихо, на выдохе, хотя скорее на надрыве. Роман не смотрит на меня, я вижу, как муж весь напрягся, и впервые замечаю, что Волк как будто смертельно устал.

— Ты так хорошо знаешь дочь.

— Я провел с Анютой несколько месяцев подряд. И за маму, и за папу.

— Почемутогда сейчас Аня с нянькой? С чужой женщиной?

— Потому что мне надо было работать. Я не мог разорваться между ребенком, тобой в больнице и компанией. Я вижу Анюту каждый день. Иногда по нескольку часов, когда получается.

— А я была хорошей мамой?

— Лучшей.

Оборачиваюсь к нему, встречаемся взглядами.

— Роман, я пытаюсь тебя понять. Думаю, тебе было очень сложно, когда я была в больнице, Алина Павловна тоже об этом говорила, но теперь я больше не беспомощный овощ. Ты можешь забрать Анюту домой? Я не хочу, чтобы она жила с няней и отдельно от нас. Это ее дом. Пожалуйста, пусть она живет с нами! Я заново с ней познакомлюсь, я выучу все, что она любит. Прошу.