Книга Дочь Мента, страница 19 – Екатерина Ромеро

— Я никакую жизнь вам отдавать не буду!

— Будешь или сдохнешь по-настоящему.

— Нет!

— Иди в дом, Мила.

— Никакого долга моего отца перед вами нет. И я все равно сбегу!

— Рискни. Посмотрим, к кому первому ты попадешь: сутенеру, вору или наркоману.

Волкодав говорит со мной как со взрослой (хотя предвижу, он многое скрывает) и не сюсюкает, как с малолетним дурным дитем. Он просто ставит перед фактом честно и без прикрас, но от его грубости и этих страшных слов у меня начинает трястись все тело.

В голове крутятся вопросы, но у меня не хватает ни смелости, ни сил задать их сейчас. И лишь одно мне важно узнать именно в этот момент, сейчас, быстро:

— Как мне вас называть?

Чудовище, убийца, бандит... еще варианты?

Волкодав докуривает сигарету, выдыхает дым через нос и тушит бычок о пепельницу на крыльце. Открывает входную дверь:

— Сергей.

Так я узнаю имя Охотника, но на размышления времени мне не дают. Волкодав распахивает дверь, я несмело захожу в дом, морщась от сильной боли в стопах. Заяц недостреленный, ну да ладно.

В доме пахнет сладким шоколадом и корицей. Вместо ожидаемой тюрьмы с цепями я попадаю в теплую кухню, где за столом сидит молодой парень, уплетает суп, а у плиты мелькает фигурная женщина.

Так я узнаю, что у Охотника есть жена и сын. У него семья. Настоящая. Вот почему он носит кольцо, надо было додуматься раньше.

Внутри все скручивается в тугой узел. Неловко, стыдно, страшно.

Зачем Охотник забрал меня к себе? Мы ведь так и не обсудили мои обязанностиили то, как именно я буду отдавать ему этот долг жизни.

Точнее, он уже не просто Охотник. Это чудовище из леса зовут Сергей.

Глава 11

Я выросла без мамы, она умерла, когда я родилась. Наверное, я ее и убила. Если бы меня не было, она бы точно еще жила.

Я видела в старых черно-белых альбомах ее фотографии, у нее так же, как и у меня, были темные волосы, большие голубые глаза. Она работала в ателье. Я не знаю, каким человеком мама была, но на всех фото она улыбалась, а в шкафу я однажды нашла несколько платьев, которые она сама сшила.

Отец никогда не любил говорить о матери, ничего мне о ней не рассказывал. Это была запретная тема, после которой он неизменно начинать пить, так что я старалась это подавить в себе, забыть, не думать.

Порой я просто представляла, каково это, когда есть мама. Когда она может подойти и обнять, дать совет, вкусно накормить, ну… ну хоть что-то. У всех были мамы, бабушки, ну или тети. У меня же был только отец, и то по праздникам. У него сложная работа, а я мешала. Всегда. И по любому поводу.

И вот сейчас я попадаю в этот прекрасный теплый дом, где на кухне порхает женщина, она в домашнем фартуке, и здесь так пахнет сладкой корицей и выпечкой, что клянусь, я готова умолять, лишь бы мне дали хотя бы кусочек того, что там у нее в духовке.

— Виктория, это Мила. Мила — Виктория. И наш сын Константин. Костя, поздоровайся.

— Привет.

— Здравствуйте.

Я стою рядом с Сергеем, как соседский родственник, и пошевелиться не могу. Они все здесь чужие люди, а я словно резко стала ярко-зеленого цвета: все внимание на меня, сканируют, точно радары.

Не шевелюсь, задерживаю дыхание, хочу увидеть реакцию этой женщины. Она не такая уж и молодая, на вид ей лет тридцать пять, не худая, довольно упитанная блондинка с пухлыми губами, маленьким носом и обилием золотых украшений, точно разом обнесла половину ювелирки у завода.