Книга Босая для сурового, страница 83 – Екатерина Ромеро

– Судороги были?

– Нет. Дрожала только сильно.

– Хорошо. Уже лучше. Ждите тут. Разберемся.

Машу увозят, и я остаюсь в этом длинном коридоре наедине с собой. Леха на улице курить остался. Что было бы, если бы я все же не глянул на эти кроссовки ее любимые, даже думать не хочу. Не выжила бы она там. От холода загнулась скорее всего, либо тот урод прирезал бы ее за малейшую промашку.

В этот момент невольно о ожерелье вспоминаю. За ним же Маша поплелась к маньяку этому, и даже глазом не моргнула, не испугалась, дурочка. Лишь бы мне его отдать, долг этот проклятый вернуть, и в нос ткнуть это ожерелье, чтобы я, блядь, подавился им.

Умница девочка. Хорошо это у нее получилось, вот только мне уже на хренне надо украшение это без нее. Мне Маша нужна. Живая. И только.

Молча достаю колье из кармана и в руке до боли сжимаю. Странная штука. Оно привело ко мне Машу, забрало, а потом снова привело. Вот только дороже мне эта девочка уже в миллион раз будет.

Я любил свою жену, когда-то очень давно. До потери пульса любил. Думал, что никогда снова уже ничего похожего не почувствую. Но я ошибся. Лоханулся просто, как пацан зеленый. Накрыло уже меня. И, кажется, по-крупному.

Я думал, что отправлю Машу в пансионат, подальше от себя и лучше мне станет, отпустит наваждение это. Но не стало. Ни на грамм, блядь, не стало лучше. Даже не знаю, как бы жил, если бы все иначе сложилось, и она уехала от меня за тридевять земель.

Только через сорок минут Виктория выходит изпалаты, снимая перчатки и маску. Тут же со стула вскакиваю. Внутри все сжалось, предвидя неладное.

– Не тяни. Говори.

– Состояние средней тяжести. Переохлаждение сильное и шок. Выявили сотрясение головы от удара, но внутреннего кровоизлияния нет. Нужно пару дней как минимум на восстановление. В идеале, чтоб пока в стационаре девочка полежала. Под наблюдением. Она истощена, откапывать будем.

Сжимаю кулаки от злости на пигалицу, лежащую в палате. Ну кто тебя сбегать просил, кто? Сидела бы уже где-то в Лондоне, гранит науки грызла, так нет же, приспичило снова в жизнь дворовую сигануть, чтоб мне насолить. Да побольше.

– В себя пришла уже?

– Да. Спит сейчас. Еле успокоили ее, пациентка уж больно сильно волновалась, все вставать и нестись куда-то норовилась, даже с ее сотрясением. Можете войти, если хотите. Ненадолго, но пожалуйста, не будите, лишние волнения ей сейчас ни к чему.

Киваю и иду к Маше. Ноги сами несут в ее палату. Кажется, что просто сдохну, если не увижу ее прямо сейчас.

Тихо дверь отворяю, вхожу внутрь бесшумно. Хрупкая фигурка девочки лежит на кровати, белым одеялом укрыта до груди. Глаза закрыты. На пальце указательном датчик стоит. Сердцебиение быстрое считает. В руке тоненькой капельница капает. Синяк этот проклятый на лице какой-то мазью обработан, но выглядит все также хреново.

Подхожу прямо к Маше, не могу сдержаться. Осторожно за руку ее беру. Мне нужно ее почувствовать, убедиться самому, что жива она и все нормально с ней будет.

Ее маленькая ладошка немного согрелась, и уже не кажется такой ледяной как еще час назад, когда в машине ее вез. Она тут же в моей руке утопает, но потом сжимается резко. Маша как-то слишком быстро руку свою убирает, чуть ли капельницу с мясом от этого не вырывая. К себе тянет. Дрожать начинает. Сильно.