Книга Крепостная, страница 112 – Марьяна Брай

Я, понимая, что Клара совсем не семейная натура, а безмозглая ветреная птичка, была уверена, что легкой жизни Петру не видать.

Работа в мастерской кипела полным ходом. Я набила руку так, что эти мои пионы выходили из-под кисти, как по шаблону. И эта похожесть меня устраивала.

Имея на руках двенадцать готовых изделий, можно было идти на рынок и продать их. Но в этом случае через месяц-другой кто-то раскусит мою технику, и они заполонят к лету все ряды. А мне придется заново оттачивать мастерство на новой картинке.

Всё же посмотреть на реакцию продавцов подобной продукции мне хотелось так, что чесались ладони. Былэто творческий чёс или же предпринимательская жилка требовала подтверждения правильности направления в моем первом бизнесе, я не знала. Но душа требовала оценки не только от Николашки и Осипа.

Утренний воскресный рынок начинал гудеть сразу, как заканчивали звонить колокола церкви. На службу мы пошли с Нюрой. Народа в доме поубавилось, и с завтраком для Осипа справится теперь даже Глаша.

Чудодейственная музыка голосов, вторящих словам священника, всегда вводила меня в транс. В детстве я ходила на службы с бабушкой в небольшую, ничем не примечательную церквушку, которая каким-то чудом осталась действующей в нашей деревне.

Детей я не крестила, потому что крещение новорожденной у соседей стало причиной выговора для отца семейства на работе. Семью долго трепали в хвост и в гриву. Если бы бабушка моя на момент рождения близнецов была жива, то настояла бы, а гонения признала почти святыми и необходимыми, чтобы претерпеть их ради веры.

Сейчас я слушала слова песнопения и не находила в них чего-то нарушающего нравственность, силу и величие советского человека. Будто лекарство проникало в мою душу, израненную и за прошлую, и за совсем короткую нынешнюю жизнь.

Люди выходили из храма с улыбками, поклонами, и чувствовалось во всем этом единение и даже благость. Нюра была счастлива, что я составила ей компанию. Мой поднос лежал в мешочке. Я выбрала для показа не самый первый. Сейчас я понимала, что в том есть огрехи, и последние мои изделия куда аккуратнее. Но самый первый я решила оставить в мастерской, как знак моего начала.

На рынке стучали молотки: здесь чинили небольшие детали саней и телег. Скрежетал точильный камень. Топоры рубили замороженное мясо. Собаки успевали выхватывать отлетевшие из-под топора розовые, похожие на стружку ошметки.

Молодые пареньки, таскающие самовары, привязанные на закорках, голосили, предлагая чай с выпечкой. На груди торговцев висели связки баранок и калачей. Кружек было несколько, и никто их, естественно, не мыл. Я видела, как некоторые торговцы отвязывают от пояса свою личную кружку, просят носильщика повернуться спиной и сами наливают кипяток, сдабривая его потом заваркой из пузатого железного чайника.

В эти моменты я жалела, что не художница, потому что столь колоритных картин, которые представали перед моими глазами,я не видела ни в одной галерее.

— Почем кружево, матушка, - резко повернув в сторону, Нюра обратилась к старенькой продавщице. Я присмотрелась к ее лотку, и у меня загорелись глаза: на столе перед ней лежали изделия такого качества, какого я не видела вообще никогда.

— Энти вот - дорогие, а есть и попроще, но там нить потолше. Будешь глядеть? – не собираясь утруждать себя снятием рукавиц, хитро прищурившись, заявила мастерица. Я почему-то была уверена, что это ее работы.