Книга Крепостная, страница 154 – Марьяна Брай

Первой, кого я встретила в тюрьме, была Ольга. Тасамая рыжеволосая, похожая на эльфа девушка. Она узнала меня и в ту же секунду принялась расспрашивать о Германе.

Пока мы ждали Владимира, я все рассказала и еще раз поблагодарила девушку за всё сделанное для нашей семьи.

— Я буду давать показания против нее, Надя. Мне и стыдно, и страшно, что так поступаю с подругой. Но она не стоит переживаний…

— Как и твоего стыда за свое решение, - поддержала я девушку. – на месте той чуть не убитой женщины может оказаться кто-то еще, а нам потом на том свете расхлебывать за свое молчание, - добавила я уверенно. Я планировала посадить мошенницу на всю жизнь.

— Я и несчастной ее не назову. Она словно наслаждалась этой игрой, будто дразнила Бога, будто говорила: «Смотри! Я и так могу. И что ты мне за это сделаешь?».

— Наш долг мы должны исполнить. Никакие сделки с совестью принимать не нужно, - Владимир очень тихо вошел в кабинет, где мы ожидали следователя, и буквально сказал то, что я хотела сказать.

Ольга посмотрела на него с интересом. Владимир тоже отметил девушку и чуть закашлялся. Я улыбнулась. Хорошая, наверное, выйдет пара, если сами того захотят.

— Я и не думал, что она такое может сотворить. Началось все с письма, которое она просила передать. А я забыл о нем. Приехал в Петербург из Верхнеуральска, забегался, а потом вот… узнал о случае с Петром. Когда он не вспомнил о жене, я вспомнил о письме! И тогда уже открыл его, не стесняясь. Там она писала некоему мужчине, имя которого в столице уж больно связано с долгами и прочими нехорошими делами. Она просила его дождаться ее возвращения и пообещала, что скоро у них будут деньги, - Владимир считал себя виноватым перед другом. Но поддерживал идею пока не напоминать Петру о Кларе.

Врачи говорили, что если память вернется через несколько лет, эти чувства, эмоции, пережитые им тогда, будут не яркими, а словно сном, увиденным когда-то давно. Он легко переживет это и смирится с правдой.

Марусю привели в кабинет двое мужчин. Она была такой же тонкой полупрозрачной нимфой, какую я увидела впервые в день их приезда с Петром в усадьбу. Единственное, выглядела она не такой холеной. Грязные волосы, хоть она и пыталась уложить красиво, блестели. Под ногтями виднелся коричневый ободок от грязи. А ее некогда шикарное платье с кружевом выглядело так, словноего пытались стирать в канаве.

Маруся не опустила глаз, а самое главное, даже не спросила о сыне. Хотя Ольга сообщила мне, что через месяц после моего отъезда мать ребенка появилась, чтобы занять денег. Она и тогда не спросила, куда делся Герман.

Мы все прямо при ней рассказали о периоде ее жизни, который пересекся с нашей, о покушениях на Осипа. Все это время Маруся делала такой невинный вид, что мужчины, охранявшие ее, сводили брови, подозревая: все сказанное здесь — об этом хрупком светлом мотыльке, взгляд которого вызывает желание спасти, уберечь от беды — ложь и не более того.

Потом был суд, на котором нашу “хранцуженку” приговорили к каторжным работам. Все женщины, присутствующие на суде, были ошеломлены, что ей не назначили смертной казни. А я не удивлялась: какая-то часть души человека, глядящего на нее, продолжает считать, что это всего лишь огромная ошибка.

В Париже есть одна солидная юридическая контора, корни которой уходят в пару веков назад. Туда и приглашены были удивленные Григорий и Михаил Силантьевы.