Книга НИИ ядерной магии. Том 3, страница 264 – Анна Гращенко

Хытр молчала, замерев в поклоне и не решаясь выпрямиться. Её руки и ноги становились хрустальными, а потом снова принимали человеческий облик.

– Отвечай, Хытр, дочка.

– Я старалась сделать, как ты велела, матушка.

– Ты хотела веселиться, а не следовать моим указам.

Хытр молчала. Не-Роман смотрел на неё строго, но постепенно его лицо смягчалось, раздражение сдавало позиции.

– Ты хорошо служила мне, дочь. Но твоё время пришло.

– Нет-нет! – Хытр резко выпрямилась и выставила перед собой руки. – Матушка, не надо, я постараюсь, исправлюсь!

– Не печалься, милая,твой путь не окончен, он лишь извивается и закручивается, несёт с собой новое. Даже ты перестала ко мне прислушиваться, погрязнув в человеческих драмах. Я должна вернуть тебя в родную колыбель.

– Я следила за порядком, матушка! Старалась вернуть ведовскому народу силу и вес, старалась полюбившихся тебе колдунов объединить, но они противятся, цепляются, они мелочные и трусливые!

Хытр захлёбывалась страхом и злостью, лебезение в её голосе сменялось гневными выкриками, она смотрела на Красибора с Фимой с нескрываемым пренебрежением.

– Они пока что противятся, – снисходительно сказал не-Роман и проследил за взглядами Хытр. – И то лишь одна ведьма.

От того, как он выделил слова «пока что», Фиме стало не по себе. Она рефлекторно схватилась за ладонь Александра, и он сжал её пальцы, частично заслонив девушку собой и воскликнул:

– Магия! Да разве ж мы не слышали тебя? Делали, как духи велели, на всё соглашались, даже если от этого было больно! – на этих словах он сильнее сжал руку Фимы. – А если тебя жертвы наши в обмен на силу не устраивают – так то человеческая воля, люди сами решают, что важнее им: сила или те, кого они любят. Никто слова поперёк не говорил, сил без платы не пытался получить!

– А здесь мы из-за чего собрались, дерзкий мой собеседник?

Александр подавился словами, поняв, что сплоховал.

– Спрашиваешь: не слышали ли? – продолжил не-Роман, глядя на него без злобы. – Кто-то слышал, кто-то и эту способность утратил. Но никто не слушал, даже ты стал глух к моим речам.

– Я действительно давно не говорил с духами, – спокойно ответил Александр. – До недавних встреч с Хытр, – он бросил на хрустальную девушку неприязненный взгляд, но не задержал его, чтобы разобрать, какие эмоции та испытывает.

Не-Роман медленно кивнул:

– Вы измельчали, не чувствуете ни благодарности за силу, ни уважения к ней. Редкий колдун сейчас способен пройти серьёзные испытания, редкая ведьма готова отдаться в мои объятия, чтобы узнать мудрости колдовства.

– Жизнь меняется, – спорил Александр. – Мы тоже.

– Не все, – не-Роман посмотрел на Красибора, на лице его отразилась гордость. – Сын мой, ты радуешь меня больше иных, и оттого моя любовь к тебе лишь растёт. Вижу недоверие в твоих глазах, обиду. Позволь мне показать тебе, насколько сильно я тебя люблю.

Не-Роман посмотрел за спину Красибора, и тот, хоть и не сразу, проследил за его взглядом и обернулся через плечо, остальные последовали его примеру. Огромная гидра, стоявшая до этого на небольшом отдалении, издала утробное рычание и напряглась, Красибор почувствовал, что его магический зверь боится, ему больно. Но когда хотел уже крикнуть магии-или-кто-там-говорит-через-Романа, чтобы прекращала, гидра начала меняться. Отстреленная шея зверя, безвольно свисавшая до этого, напряглась, начала выпрямляться, а рваная рана загорелась ярким зелёным светом. Гидра издала вопль боли, и в этот момент начавший запекаться срез прорвался, и сквозь него проклюнулся грубый чешуйчатый нос. Медленно, сантиметр за сантиметр, из шеи вырастала восьмая голова: крепкая, живая, кричащая от радости, а не боли. Вскоре восторженные крики вылетели сразу из девяти ртов: Красибор заорал вместе с гидрой и, сорвавшись с места, побежал к зверю. Он обхватил отросшую голову руками и даже прыгал на месте, как ребёнок, чьё желание исполнилось. Но спустя минуту этого танца радостные возгласы сменились на завывания боли: Красибор прижал голову гидры к груди и то кричал, то выл. Неожиданно барьер его эмоций оказался сломлен – слишком много потерь было испытано за эту ночь, и он держался, пока один единственный луч счастья не разбил всю защиту. Никто не решался к нему приблизиться, и даже не-Роман некоторое время молчал.